Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

Марчуков Андрей Владиславович

По унии от Литвы непосредственно к Польше отходила Волынь, Киевщина, восточное Подолье, и там вводились польские порядки. В начале XVII века к этому южнорус­скому ареалу добавились земли с Черниговом, Новгород-Северским и Стародубом, захваченные Польшей у России в годы Смуты. Именно в результате территориального объединения южнорусских земель в составе Польши (уже к тому времени обладавшей Галичиной и западной частью Подолья) закладываются основы для более тесной связи между ними. Это, вкупе с отложившимся на них польским культурным влиянием, позже позволило осмысливать их как некое общее пространство (хотя двести лет раз­дельного существования с Галицией, где к тому времени гораздо дальше зашла социальная и культурная полониза­ция, давали о себе знать). Начала формироваться их особая судьба, несколько отличная не только от Московской Руси, но и от тех русских земель, что остались в литовской части Речи Посполитой. Любопытно, что новая граница между этими, отошедшими

непосредственно к Польше, землями, и теми, что остались в литовской части Речи Посполитой, практически совпадает с современной политической и эт­нической границей между Украиной и Белоруссией.

Впрочем, польское государство и правящие круги Речи Посполитой в отношении своих русских подданных вели крайне недальновидную политику (социальную, религиоз­ную, национальную). Эта политика и спровоцированные ею конфликты уже внутри самого западнорусского обще­ства, апогеем которых стала Римско-Брестская церковная уния 1595-1596 годов и последовавшие за ней события, вынудили православных отстаивать своё национальное и религиозное «я». И опору православное общество стало искать, с одной стороны, в прошлом, а с другой — за преде­лами польско-литовского государства, что автоматически вело к укреплению среди него общерусского сознания.

Вся эта ситуация в конечном счёте закончилась для Речи Посполитой катастрофой. В 1648 году в ней произо­шёл национальный и социальный взрыв (казачье восста­ние под руководством Богдана Хмельницкого, переросшее в народно-освободительную войну), одним из результа­тов которого стало обособление части южнорусских зе­мель и появление там автономного казачьего образования, включавшего в себя воеводства Киевское, Черниговское и Брацлавское. На этих территориях началось переустрой­ство по казачьим образцам, а само казачество (прежде все­го его верхушка) заменило собой польскую и ополяченную шляхту на правах высшего сословия края.

Но поляки считали все соглашения с казаками (и прежде всего об автономии) тактическими уловками и не были на­мерены уступать. Оказавшись перед угрозой поражения, восставшие в очередной раз обратились к России с прось­бой о помощи и покровительстве (а подобные обращения они делали неоднократно, причём начиная ещё с 1648 года, когда ситуация для казаков и Хмельницкого складывалась удачно). В Москве долго не решались на столь радикаль­ный шаг, как принятие Войска Запорожского и Малорос­сии в своё подданство, но под давлением просьб и уговоров малороссийской стороны были вынуждены согласиться. И в 1654 году Войско Запорожское и население подкон­трольных ему малороссийских земель принесли присягу на верность царю Алексею Михайловичу. Началась русско- польская война, вскоре в схватку оказались втянуты Шве­ция, Крымское ханство и Османская империя, а Малую Русь охватили внутриказачьи смуты, вызванные стол­кновением интересов пропольской, протурецкой и про- московской партий в казачьей верхушке. При этом народ и рядовое казачество, не в пример первым двум, своего за­щитника и покровителя видели именно в России.

Фактически единственным реальным результатом ка­зачьих усобиц и мятежей стало то, что обессиленная вой­ной и старшинскими изменами Россия, экономическая и внутриполитическая ситуация в которой была край­не напряжённой (на этот период пришлись городские волнения 1648 г., Раскол 1653-1656 гг., «медный бунт» 1662 г., восстание Степана Разина 1667-1671 гг.), оказа­лась не в состоянии удержать всю территорию, отошед­шую к ней по Переяславскому акту. По Андрусовскому перемирию 1667 года за Россией сохранялась только Ле­вобережная часть «державы» Хмельницкого с Киевом и небольшой территорией вокруг него на правом бере­гу Днепра, а также Запорожье. Последнее, правда, вхо­дило скорее формально: оно находилось то под контро­лем России, то в совместном русско-польском ведении, то под турецким протекторатом, окончательно став рос­сийским в 1739 году. Польше отходили Правый берег и Подолье, за которые она ещё почти тридцать лет вела борьбу с Турцией. «Вечный мир», заключённый между Россией и Речью Посполитой в 1686 году, подтвердил русско-польскую границу, закрепив разделение мало­русских земель. Не претерпела она изменений и в ходе Северной войны (1700-1721 гг.).

Судьба малороссийских земель, оказавшихся в Польше и России, сложилась совершенно по-разному. Социокуль­турные и даже этнические различия между российской и польской частями были столь заметны, что эти регионы с трудом воспринимались современниками как что-то еди­ное. На тех, что остались под властью польской короны (это Галиция и Волынь, которые фактически оказались в сторо­не от казачьего восстания, а также Правобережье, сильно опустошённое польскими, татарскими, турецкими вой­сками и их казачьими союзниками), поляки смогли взять реванш. К концу XVII века там было ликвидировано ка­зачество, восстановлена униатская иерархия. Активно на­саждается уния, которая даже в обрядовом отношении всё больше сближается с католичеством. Православие подвер­гается гонению. В XVIII веке на подконтрольных Польше малорусских землях не остаётся ни одной православной епархии, православные братства повсеместно прекраща­ют существование, становясь униатскими (хотя в народе стремление к сохранению своей веры существовало даже в те трудные годы) [19] . Православными остаются лишь от­дельные приходы и лесные монастыри вблизи российской границы и несколько очагов православия в Галиции. На­пример, расположенный в Прикарпатье знаменитый Манявский скит (монастырь) был закрыт в 1785 году уже ав­стрийцами. Стремительно идёт ассимиляция населения, прежде всего высших и городских слоёв.

19

Коялович М. О. История воссоединения западнорусских униатов старых времён (до 1800 г.). Минск, 1999. С. 9–15.

Те же земли, что остались за Россией, сохранили свою культурную и социальную самобытность. Они состояли из трёх частей, и в каждой были свои порядки. Первой являлась Гетманщина — Левобережная часть «державы» Хмельницкого, получившая от Москвы широкие права на самоуправление. В ней были установлены казачьи со­циальные, административные и судебные порядки, про­должали во многом действовать и юридические нормы, доставшиеся ещё от польско-литовских времён. Казачья автономия (а это была автономия прежде всего именно казачьего сословия, распространившего свою власть и по­рядки на малороссийские земли) была отменена лишь че­рез сто с лишним лет, при Екатерине II.

Долгое время за самоуправление казачья верхушка держалась крепко, видя в нём гарантию своего положе­ния — и в самом крае, и в масштабах всей России. Но ког­да её положение в результате целого ряда осуществлённых российским правительством социально-экономических реформ стало прочным, судьба Гетманщины перестала волновать потомков казачьей старшины, что и позволило сравнительно легко заменить автономию общегосудар­ственными порядками. После ликвидации Гетманщины на её территории было введено такое же административно­-территориальное устройство, что и в остальной России, хотя некоторые социальные особенности продолжали ещё долго сохраняться (вплоть до конца первой трети XIX в.).

Другая территория — обширные, но малозаселённые земли Запорожской Сечи. Признавая российское поддан­ство, запорожцы стремились сохранить внутреннюю са­мостоятельность, но особенно ревниво относились к по­пыткам украинских гетманов установить над Запорожьем свою власть. Постепенно эти земли стали колонизировать­ся — великороссами и малороссами, и иностранцами (пре­жде всего сербами).

Продвижение России на юг, к Азовскому и Чёрному мо­рям оставило Запорожье в тылу. С военной точки зрения Сечь уже роли не играла: казаки требовались на настоя­щем пограничье, хлопот своим своеволием запорожцы до­ставляли много, к тому же мешая переселенцам осваивать благодатные земли. Наконец, восстание Емельяна Пугачё­ва (1773-1775 гг.), которое началось как сугубо сословно-­казачье, а затем быстро переросло в антифеодальную кре­стьянскую войну, встревожило и центральную, и местную власть, не отбрасывавшую возможности появления нового самозванца и повторения знакомого сценария уже на За­порожье. Все эти причины в комплексе привели к тому, что 1775 году, сразу же после подавления пугачёвского вос­стания, Сечь без единого выстрела была занята войсками под командованием генерала П. Текели (кстати, серба) [20] и вскоре указом Екатерины II упразднена, а основная масса запорожцев была переселена на новое пограничье: на Буг, Днестр и Кубань.

20

Кирпичёнок А. Сербские поселения на Украине в середине XVIII века. СПб., 2007. С. 206.

Наконец, третьей землёй стала Слободская Украина, или Слобожанщина. Ни к Запорожской Сечи, ни к «держа­ве» Хмельницкого и Гетманщине она не имела никакого отношения. Изначально это были приграничные с Речью Посполитой малозаселённые российские земли с городами Путивль, Царёв-Борисов, Харьков. С конца XVI и особенно в XVII веке туда направлялся всё более многочисленный поток малорусских казаков и крестьян (с семьями): участ­ники восстаний, те, кто бежал от польского и панского гнё­та, кто спасался от ужасов внутриказачьей гражданской войны, польских армий и турецко-татарских нашествий. Они селились в городах и сёлах и совместно с великоруса­ми, и чересполосно. В Москве были заинтересованы в осво­ении окраинных земель, и поэтому переселенцы получали налоговые льготы и право управляться по своим обычаям. В административном отношении Слободская Украина (на­звание было не административным, а сугубо территориаль­ным) единства не представляла и тем более не подчинялась малороссийским гетманам. В 1765 году вместо прежних административных единиц — полков там была образована Слободско-Украинская губерния с центром в Харькове.