«Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ в.)
Шрифт:
Конфликт был заложен с самого основания КГО. Юзефович, который еще в 50-е гг. председательствовал в Комиссии для описания Киевского учебного округа, организованной генерал-губернатором Д. Г. Бибиковым, явно рассчитывал занять пост председателя Отдела. Однако деловые качества престарелого Юзефовича слишком оставляли желать лучшего — даже прежняя Комиссия под его началом проработала активно лишь до 1855 г., а затем «выдохлась». Комиссия для разбора древних актов, в которой Юзефович также председательствовал, держалась почти исключительно трудами В. Антоновича. Впрочем, независимо от этого, Чубинский и Антонович, представлявшие в КГО интересы киевской Громады, совсем не собирались уступать кому-то контроль над деятельностью Отдела. Шульгин и Юзефович были им полезны только на самой ранней стадии организации КГО, когда их имена придавали списку учредителей благонадежность и консерва|157тизм. Киевский генерал-губернатор А. М. Дондуков-Корсаков, знавший о трудах экспедиции Чубинского, понимал, кто представляет в Отделе реальную творческую силу, и оказал поддержку «молодым». На учредительном собрании КГО 13 февраля 1873 г. председателем Отдела был избран Г. П. Галаган — персона грата и для властей, и для Громады [462] , а исполнительным секретарем стал Чубинский. Внимательно следивший из своей заграничной поездки за организацией Отдела Драгоманов писал: «Главное дело — состав членов и делопроизводитель — наши» [463] . Юзефович и Шульгин обнаружили себя в роли свадебных генералов [464] .
462
Г. П. Галаган, крупный землевладелец, был членом Редакционных комиссий и Государственного совета, удостаивался личных поручений царя. В то же время поддержку украинофилам он оказывал уже в конце 50-х гг.
463
Студинський К.
464
Уже в 1874 г. Юзефович с очевидным раздражением писал: «Я допустил себя самым пошлым образом обратить в орудие людей, которым нужно было для успеха своей цели прикрыться несколькими благовидными именами». Цит. по: Савченко Ф. Заборона… С. 369.
При своем избрании Чубинский произнес речь, в которой отметил, что после освобождения крестьян и восстания 1863 г. в Западном крае ожил русский элемент, и призвал присутствующих работать во благо края, «откуда пошла есть русская земля». После заседания члены Громады критиковали Чубинского за эти заявления, указывая, что можно было обойтись без деклараций о политической лояльности, а говорить только о научных задачах Отдела. Тот оправдывался «высшими соображениями». Член Громады Ф. К. Вовк замечал позднее в своих воспоминаниях, что «в действительности все объяснялось порывом его (Чубинского) экспансивного темперамента» [465] .
465
См.: Савченко Ф. Заборона… С. 23.
Представляется, что дело обстояло сложнее. Вот что писал из Страсбурга в июле 1863 г. Драгоманов В. Навроцкому, связанному с редакцией львовской украинофильской газеты «Правда» [466] . «Вы скажете, что „Правда“ протестует против национального угнетения Украины. Отвечу на это, что Украина еще как национальность не выступила в России и сама себя еще не знает. Ей нужна научная и литературная работа, чтобы себя познать, а криками, да еще из-за границы, вы только повредите этой работе, которой теперь само правительство помогает организоваться такими вещами, как Географическое общество. {…} Оставьте ж нам самим с Великоруссами реформировать Россию. {…} Я очень прошу передать мои слова во Львов, пусть там зададут себе такой вопрос: чувствуют ли они в себе силу Мадзини, |158видят ли в Киеве „Молодую Италию“ — если да, пусть идут против России, но тогда пусть прямо зовут революцию, а если нет, тогда „Правде“ также не следует делать из Львова Локарно или Лугано, как и „Слову“ Венецию!» [467]
466
Некоторые подробности о Навроцком и его взаимоотношениях с редакцией «Правды» см. в: Заславський Д., Романченко І. Михайло Драгоманов. Життя і літературно-дослідницька діяльність. Київ, 1964. С. 41.
467
Студинський К. Листи Драгоманова до Навроцького С. 135. Интересно, что в этом письме Драгоманов фактически предсказал источники будущих бед украинофилов, высказывая опасения по поводу возможного недовольства тех, кого не примут в Отдел, а также по поводу публикации слишком откровенных статей в «Правде». Он сам и совершил эту ошибку, напечатав в «Правде» статью «Література російська, великоруська, україньска і галицька».
Особенно важный источник для характеристики взглядов Драгоманова в этот момент — написанная в 1872 г. для «Правды», то есть не только без оглядки на цензуру, но и вообще не для русского читателя, а для украинофильски настроенных галичан статья «Антракт з історії українофільства (1863—1872)» [468] . Драгоманов говорит здесь немало критических слов в адрес предыдущего поколения украинофилов, критикует их за романтизм и максимализм, в том числе и в языковом вопросе. Требование перевести преподавание в школе преимущественно, а тем более и исключительно на украинский он считает не просто «бестактным», но и «скорее разрушительным, чем созидательным». Он признает, что протесты самих крестьян против этих планов «и правда случались», и были разумны, потому что это «обрекало народ на пищу святого Антония, то есть на 10—15 украинских книжек» [469] . Он не раз повторяет: «Умение читать по-русски не повредило бы нашему народу», «на заведение в школах на Украине государственного русского языка я смотрю как на факт исторически неизбежный» [470] . Программа Драгоманова в языковом вопросе уже свободна от фронтального противопоставления русского и украинского, она сводится к двуязычному преподаванию в начальной школе, с двуязычным русско-украинским букварем (по К. Д. Ушинскому) и с увеличением числа украинских книг по мере подготовки действительно качественных учебников, выбирать которые он предлагает «не по языку, а по цене того, что им написано» [471] . Сравнивая украинский с патуа и с платт-дойч, Драгоманов замечает, что и у провансальского, и у нижненемецкого на данный момент больше оснований претендо|159вать на звание самостоятельного языка, чем у украинского, не имеющего систематизированной грамматики и словаря [472] .
468
Статья была опубликована в «Правде» лишь в 1876 г. (№ 12—16), поскольку редакции она не нравилась, и Драгоманову пришлось неоднократно требовать ее выпуска. Заславський Д., Романченко І. Михайло Драгоманов… С. 49. Здесь цитируется по: Драгоманов М. П. Вибране… Київ: Либідь, 1991. С. 204—233.
469
Драгоманов М. П. Вибране… С. 211—212.
470
Там же. С. 211, 231.
471
Там же. С. 211.
472
Драгоманов М. П. Вибране… С. 229. Имеется в виду толковый словарь украинского языка. О роли таких одноязычных словарей как своеобразного «инвентаря лингвистической собственности» в развитии националистических движений «неисторических» народов см.: Anderson В. Imagined Communities… Усилия нескольких групп украинских активистов по подготовке русско-украинского словаря, инициированные в 1860-е гг., увенчались изданием двух словарей только в 1890-е гг. Но и тогда словари эти в большей степени решали задачу собирания различных народных говоров, чем стандартизации языка, так что современные исследователи определяют их как «диалектологические» или «этнографические». См.: Yekelchyk S. Nation’s Clothes: The Construction of a National High Culture by the Ukrainian intelligentsia in the Russian Empire, 1860—1900; а также: Горецкий П. И. История украинской лексикографии. Киев, 1963. С. 68—149.
Кажется, что лидеры киевской Громады Драгоманов, Чубинский и Антонович в это время действительно придавали легальной части своей деятельности первостепенное значение. Они готовы были, причем на достаточно длительную перспективу, ограничиться той позитивистской (культурной, научной, экономической) деятельностью, которую польские либералы-позитивисты, обретающие популярность именно в это время, называли «органической работой» [473] . Драгоманов в это время с симпатией говорит и об эволюции российского нигилизма в «серьезный позитивизм» [474] . Готовность «вместе с Великоруссами реформировать Россию» свидетельствует, что федералистские концепции, провозглашавшиеся в это время Драгомановым, не были тактической уловкой. Профессор Киевского университета В. Антонович, ставший с 1874 г. доцентом того же университета М. Драгоманов, действительный член РГО, исполнительный секретарь его Киевского отдела П. Чубинский, вскоре начавший неплохо зарабатывать и как управляющий сахарного завода,— эти и похожие на них активисты украинского движения начала 1870-х гг. вполне могли стать для властей партнерами в диалоге, будь правительство достаточно либерально и открыто [475] .|160
473
Из работ на русском наиболее подробно освещает историю польского позитивизма К. В. Душенко. См.: Из истории польской буржуазной общественной мысли. Варшавский позитивизм. 1866—1886. Канд. диссертация. М., 1977.
474
Драгоманов М. П. Вибране… С. 220.
475
Впоследствии Драгоманов отвечал на обвинения в недостаточной приверженности украинскому делу, что он пожертвовал своим положением в университете и признанием как автор лучших русских журналов ради журналистской борьбы за украинское дело. (См.: von Mohrenschild D. Towards the United States… P. 141.) В действительности Драгоманов в 1874—1876 гг. совсем не стремился «сжигать мосты», своим положением он дорожил, и его украинофильская деятельность, если не считать несчастливой статьи в «Правде», была достаточно осторожной. К отрытой оппозиции режиму он перешел уже после вынужденного отъезда из России в 1876 г., даже тогда, впрочем, сохранив приверженность федеративной идее. Трудно, конечно, предположить, что Драгоманов с его общественным темпераментом так и прослужил бы всю жизнь в университете,“ как В. Антонович, а тем более дослужился бы до члена совета Министерства финансов, как другой активный член Громады И. Я. Рудченко, или Министерства путей сообщения, как А. И. Стронин, бывший учитель Драгоманова. Но судьба его могла быть совсем иной, чем это получилось в действительности.
Вдумчивые люди в киевской администрации поняли это уже раньше. В архиве сохранились следы того, что еще в ноябре 1868 г. кто-то из высокопоставленных людей в Киеве писал в Петербург о желательности «предоставить преимущества» и улучшить материальное положение В. Антоновича, как человека влиятельного среди украинофилов и в то же время демонстрирующего неизменную умеренность во взглядах и поведении [476] .Не исключено, что таких ходатаев за Антоновича было несколько. В записке куратора Киевского учебного округа П. А. Антоновича от 1875 г. упоминается, что о награждении В. Антоновича фермой хлопотал перед своим начальством не кто иной, как начальник жандармского управления Киевской губернии генерал Павлов [477] . Тогда делу хода не дали. Теперь Дондуков-Корсаков шел на сотрудничество с этой группой, вполне отдавая, как мы вскоре увидим, себе отчет в украинофильском характере их убеждений, но рассчитывая тем не менее найти с этими людьми некий modus vivendi, разумеется на своих, а не их условиях. Генерал-губернатор надеялся — как показывают проанализированные нами тексты Драгоманова, не без оснований — на то, что стремление сохранить легальные организационные возможности, которые он предоставлял громадчикам, послужат не менее важным сдерживающим фактором, чем соображения личного благополучия. Не подлежит сомнению, что киевский генерал-губернатор был искренне привержен выполнению задачи, поставленной ему царем при вступлении в должность: «преследовать национальную цель окончательного объединения Юго-Западного края с великою семьею русскою» [478] . Но действовал он при этом на свой страх и риск, даже не пытаясь найти понимания и одобрения своей тактики в Петербурге. В обширной записке Дондукова-Корсакова царю «О более важных вопросах по управлению Юго-Западным, краем», подготовленной как раз в 1872 г., ни украинофильство, ни украинская проблема вообще не упоминаются, в то время как полякам и евреям посвящены специальные обширные разделы [479] . Главный Начальник Края был заранее уверен в том, что понимания и одобрения той тонкой игре, которую он собирался вести с украинофилами, он у царя |161не получит. Так мы в очередной раз сталкиваемся с отсутствием единства в политике властей в украинском вопросе.
476
РГИА, ф. 1282, оп. 1, ед. хр. 352. Л. 135.
477
Савченко Ф. Заборона… С. 71.
478
РГИА, ф. 932, оп. 1, ед. хр. 160. Л. 104.
479
Там же. Л. 1—104.
Киевское общество относилось в это время к культурным манифестациям украинофильства с энтузиазмом. Даже «Киевлянин», ставший с 1874 г. центром объединения противников украинофильства, вынужден быть констатировать, что представление оперы Лысенко «Рідзвяна ніч» («Рождественская ночь») стало «в Киеве животрепещущим вопросом дня, привлекая толпами зрителей в театр и возбуждая в театральной зале огромный восторг и воодушевление» [480] .
«Киевлянин» еще в начале 1874 г. старался демонстрировать терпимость к украинскому культурному движению. Газета исправно публикует материалы и протоколы КГО. «Киевлянин» даже напечатал на украинском рассказ И. Левицкого, снабдив его примечанием, что публикует этот «юмористический, бытовой этюд в оригинале, на малорусском языке, который в подобного рода очерках собственно непереводим» [481] . Об изначально терпимой позиции газеты свидетельствует и тот факт, что ее редактор Шульгин, покидая в 1862 г. кафедру в Киевском университете, рекомендовал себе на смену не кого иного, как Драгоманова, чьи взгляды были ему хорошо известны.
480
Киевлянин. 02.02.1874. № 15. Статья «Новая малорусская опера».
481
Киевлянин. 24.01.1874. № 11.
Вскоре, однако, «Киевлянин» начинает кампанию против Громады и ее позиций в КГО. Впрочем, конфликт «Киевлянина» и лидеров Громады отнюдь не исчерпывался борьбой за влияние в КГО. К этому присоединился конфликт экономических интересов — начал выходить «Киевский телеграф», фактическим редактором которого был Драгоманов. Само существование двух ежедневных газет в Киеве ставило их в отношения острой конкуренции, при этом «Киевский телеграф» был явно живее и либеральнее «Киевлянина». («Смело скажу, что на Украине никогда не было издания, которое так бы подходило по своему направлению программе Кирилло-Мефодиевского братства 1847 г., разумеется с соответствующими времени изменениями, как наш Киевский телеграф»,— писал Драгоманов [482] . Заметим, однако, что украинофильские симпатии «Киевского телеграфа» проявлялись очень умеренно, в духе драгомановского позитивистского подхода.) Дополнительным источником раздражения для Шульгина стало то, что с 1875 г. КГО передает право печатать протоколы своих заседаний от «Киевлянина» «Киевскому телеграфу» [483] .
482
Савченко Ф. Заборона… С. 17.
483
Киевлянин» (01.01.1875. Ks 1) не смог сдержать обиженных замечаний.
Наконец, между Юзефовичем и Драгомановым с Чубинским уже в 1874 г., очевидно, произошел какой-то личный конфликт. Подробности его неизвестны, но можно догадаться, что последние позволили себе какие-то непочтительные замечания о возрасте своего оппонента, не исключено, что в ответ на поучения Юзефовича со ссылкой на |162авторитет седин. С тех пор «Киевлянин» неизменно писал об «иных, которые навсегда остаются юношами, хотя и принимают на себя руководство молодым поколением», а «Киевский телеграф» отзывался на нападки «обеззубевших авторитетов» [484] . Возможно, что начало конфликту положила статья Драгоманова «По поводу киевских застольных речей» в декабрьском номере «Вестника Европы» за 1873 г. Сравнив речь Юзефовича, произнесенную на обеде в честь посетившего Киев министра народного просвещения Толстого, с либеральной речью того же Юзефовича на обеде в честь Пирогова в 1861 г., Драгоманов саркастически высказал восхищение тем «самоотвержением, с коим г. Юзефович переживает разные эпохи, служит разным системам и высказывает разные мнения с одинаково стоической силою» [485] . Юзефович, судя по всему, обиделся смертельно, во всяком случае очевидец всех событий Ф. Вовк считал эту статью основной причиной вражды Юзефовича и Драгоманова [486] .
484
Киевлянин. 05.11.1874. № 132; Киевский телеграф. 30.04.1876. № 51. «Киевлянин» многократно возвращался к теме конфликта поколений и личным выпадам против Драгоманова. Газета писала о «до оскомины надоевшем г. Т-ов» (псевдоним Драгоманова) (05.11.1874. № 132) и о «местном гении» (01.01.1875. № 1), о зарвавшихся выскочках, которые «считают всех достигших гражданского совершеннолетия ео ipso уже ни к чему не годными консерваторами» (09.01.1875. № 4). Драгоманов в долгу не остался, окрестив Юзефовича — «тайный советник, явный шпион».
485
Вестник Европы. 1873. № 12. С. 906.
486
Неделя. 1875. 27 июля. № 30.
«Киевлянин», разумеется, совсем не собирался ограничиваться личными выпадами. Темой для идеологической атаки он вполне безошибочно избрал проблему языка. Сперва выступления газеты носят характер увещевания: «мы не видим сколько-нибудь разумного основания в стремлениях непременно, даже в азбуке, отличать малоруссов от великоруссов», «навязывать общелитературное свойство тому языку, в котором что ни колокольня, то свой говор — попытка едва ли возможная» [487] . Вскоре к ним присоединяются своего рода «отеческие» предупреждения: «Мы, местные люди, воочию близко ознакомившиеся с этим движением, можем только улыбаться перед ним {…} Тем не менее другие издалека могут посмотреть на него иначе, и тогда, кроме единичных жертв ребяческого увлечения, им могут быть вызваны, как реакция, более общие суровые меры, довольно неблагоприятные для нашего умственного и общественного развития» [488] . Газета тут же определяла, чем это местное развитие должно ограничиваться — «серьезное стремление серьезных людей дать обработку южнорусской народной музыке», «серьезные чисто научные этнографические исследования». «Киевлянин», таким образом, отрицал не малорусскую специфику как таковую, но любые попытки представить эту |163специфику как основу для политической программы, тем более для национального и политического самоопределения. В очерке из Воронежской губернии, где рядом жили велико- и малорусские крестьяне, газета с умилением рассказывала о «соединении малорусской опрятности и некоторого чувства изящества с великорусской энергией и предприимчивостью» как о символическом воплощении общерусского единства [489] .
487
Киевлянин. 02.02.1874. № 15.
488
Киевлянин. 09.02.1874. № 18.
489
Киевлянин. 10.07.1875. № 81.