«Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ в.)
Шрифт:
Позднее, в 1875 г., эта позиция нашла отражение и в полемике «Киевлянина» с Кулишем, выступившим с резкими личными нападками на Костомарова, Шевченко, Максимовича. (Именно в это время Кулиш написал известную фразу о «пьяной музе» Шевченко.) Максимович берется под защиту безоговорочно, как искренний и последовательный сторонник единства Руси. Заявляя, что не считает Шевченко и Костомарова пророками, газета защищает «народного поэта Шевченко», попавшего под вредное влияние украинофилов, «извратившее его естественные чистые помыслы». Так же и Костомаров защищается как «замечательный русский историк», «до скрытых убеждений» которого редакции «дела нет» [490] . «Киевлянин» пытается бороться за право «собственности» на Шевченко, Костомарова, Максимовича с «Киевским телеграфом», который, разумеется, тоже вступился за обиженных, но как за членов украинофильского «пантеона»: «украинофильство едва ли создано и руководилось талантливыми и сколько-нибудь серьезными людьми» [491] , «относясь с порицанием к смешным и диким украинофильским увлечениям, мы всегда относились с полным сочувствием и уважением к произведениям южно-руссов» [492] .
490
Киевлянин. 22.03.1875. № 35. Позиция газеты в отношении Костомарова особенно интересна потому, что совсем незадолго до этого, в ходе Археологического съезда в Киеве в конце августа — начале сентября 1874 г. Юзефовичу пришлось пережить от Костомарова жестокое публичное унижение. Он подошел к группе гостей съезда, среди которых был Костомаров, и обратился к последнему с приветствием: «Ах, Николай Иванович, как я рад с Вами встретиться! Давненько мы не виделись!» Костомаров, помнивший о неприглядной роли Юзефовича в деле Кирилло-Мефодиевского общества, ответил: «Да, давно, но руки я Вам все ж таки не подам», отвернулся и пошел прочь. (Воспоминания А. Д. Корсакова // Былое. 1906. № 9. Цит. по: Савченко Ф. Заборона… С. 61.)
491
Киевлянин. 08.03.1875. № 29.
492
Киевлянин. 22.03.1875. № 35.
Но вернемся в 1874 г. Деятельность КГО к этому времени получила одобрение III Археологического съезда, состоявшегося в Киеве в конце августа — начале сентября. Между тем попытки Юзефовича и Шульгина провести в состав Отдела нескольких своих сторонников потерпели неудачу. Их кандидатуры были забаллотированы украинофильским большинством КГО. Отдел провел однодневную перепись населения в Киеве. И здесь несогласные с ее программой Шульгин и |164Юзефович ничего не могли поделать. Постепенно активизировалась издательская деятельность украинофилов [493] .
493
«Пробным камнем» послужили опубликованная на украинском в 1872 г. популярная брошюра по географии «Де-що про світ Божий» и книжечка стихов «Сопілка». То обстоятельство, что они не встретили препятствий со стороны цензуры, стало сигналом для активизации издательской деятельности Громады.
Эти события становятся предметом все более агрессивной критики на страницах «Киевлянина», с которой, помимо Юзефовича и Шульгина, выступали Л. Лопатинский, учитель киевской гимназии, Н. Ригельман, М. Ренненкампф, С. Гогоцкий и некоторые другие профессора Киевского университета [494] .Газета нападает на книжную лавку Л. В. Ильницкого, где продавались украинофильские издания: «склад различных укладов, выкладов и перекладов на языке, выдаваемом за малорусский» [495] . Тема неуклюжести многих тогдашних переводов («перекладов») на украинский вообще не сходит со страниц газеты [496] .
494
Савченко Ф. Заборона… С. 62.
495
Киевлянин. 07.11.1874. № 133.
496
См.: Киевлянин. 02.02.1874. № 15; 09.02.1874. № 18; 28.09.1874. № 116. «Ударным» примером неуклюжести украинских переводов стал приписанный М. П. Старицкому перевод знаменитого гамлетовского вопроса: «Бути чи не бути, ось то заковика». В действительности перевод был: «Жити чи не жити? Ось в чім річ», но все попытки Старицкого, рассылавшего протесты и экземпляры книги по редакциям, прекратить издевательства не давали результата. Впрочем, переводы Старицкого и вводимые им неологизмы не раз становились предметом критики не только противников украинофильства, но и таких людей, как Костомаров и Нечуй-Левицкий. См.: Yekelchyk S. Nation’s Clothes: The Construction of a National High Culture by the Ukrainian intelligentsia in the Russian Empire, 1860—1900. (В печати.)
Обсуждение языковой проблемы решительно переводится в политическую плоскость. «Зачем же вести преподавание на языке хотя родном, но не имеющем будущности и употребляющемся только необразованными людьми? {…} Когда кончить это преподавание? {…} Не следует ли подумать об устройстве гимназии, где бы преподавание шло по-малорусски? Не лучше ли, чтобы в волостях все бумаги писались на этом языке? Не следует ли в мировые, а пожалуй, и окружные суды не принимать лиц, не знающих этого языка вполне основательно? Эти и подобные вопросы не содержат никакого абсурда и естественно вытекают из одного только вопроса о необходимости обязательного преподавания на малорусском языке в элементарной школе» [497] .Хотя автор статьи Н. А. Ригельман [498] , скрывавшийся под псевдонимом |165Левобережный, подчеркивал, что он «тоже хохол, {…} с умилением произносящий слова „галушки“ и „варенуха“, {…} любящий малороссийские напевы и малороссийскую деревню», это уже была тональность и способ аргументации Каткова. Для предложенной Драгомановым компромиссной программы двуязычного обучения при признании русского государственным языком такая критика просто не оставляла места.
497
Киевлянин. 17.09.1874. № 111.
498
H. А. Ригельман был главой киевского отдела «Благотворительного Славянского комитета», активно поддерживавшего москвофилов в Восточной Галиции. В 40-е гг. он был близок к кружку Кирилло-Мефодиевского общества, но затем перешел на жесткие антиукраинофильские позиции.
Газета призвала КГО осудить «попытки насаждения малорусского языка», подчеркнув, что «громкое неодобрение таких работ не только выделило бы его в мнении общества от солидарности с подобными деятелями, но, может быть, образумило бы лица, злоупотребляющие его именем уже тем, что некоторые носят имена его членов» [499] . Другая тема критики КГО — его закрытость. «Отдел стал похож на католический орден»,— писала газета в связи с отклонением кандидатур, предложенных Юзефовичем и Шульгиным [500] . Отдел спокойно отвечал, что по политическим вопросам не высказывается, за деятельность своих членов вне Отдела не отвечает, а из 118 заявлений о приеме удовлетворил 114 [501] .
499
Киевлянин. 30.09.1874. № 118.
500
Киевлянин. 30.09.1874. № 118.
501
Киевлянин. 26.10.1874. № 128.
Однодневную перепись «Киевлянин» критиковал прежде всего за то, что в перечень языков был включен малорусский, а также за то, что спрашивали о родном, а не разговорном языке, что давало малорусскому больший процент [502] . И здесь Отдел был готов к отпору, предусмотрительно назвав в материалах переписи русский литературный язык «языком», а мало-, велико- и белорусский «наречиями», соблюдя тем самым официальную иерархию.
Иначе, скорее как угрозы, начинают звучать и предупреждения, адресованные «Киевлянином» украинофилам. Газета предостерегает «увлекающуюся молодежь от повторения того, за что дорого поплатились ее предшественники в 60-х годах» [503] . «Так было в конце 40-х, так было в начале 60-х годов, не то же ли предстоит и семидесятым?» — прямо напоминал «Киевлянин» о разгроме Кирилло-Мефодиевского общества и Валуевском циркуляре [504] .
502
Киевлянин. 21.11.1874. № 139.
503
Киевлянин. 12.09.1874. № 109.
504
Киевлянин. 24.07.1875. № 87.
Вся эта антиукраинофильская кампания «Киевлянина», проходившая к тому же на фоне массовых арестов участников «хождения в народ» летом 1874 г., к началу 1875 г. стала давать определенные результаты. В феврале заместитель председателя Отдела В. В. Борисов, не раз атакованный «Киевлянином» за пособничество украинофилам, заявил о своей отставке. 28 апреля заявление о сложении с себя обязанностей председателя прислал Галаган. Избранный на его место |166генерал А. О. Шмит отказался от оказанной ему чести. В результате председателем стал В. Б. Антонович, который отнюдь не имел у петербургских властей того кредита доверия, что Галаган.
Однако довести разгром Отдела до конца в тот момент не удалось. Дело в том, что его решительным защитником выступил Главный Начальник Края, как вполне официально именовался Дондуков-Корсаков. Он утвердил избрание В. Антоновича председателем, что положило конец затянувшемуся кризису в руководстве Отдела. Когда Юзефович, в отличие от Галагана и Борисова, постарался сделать свой собственный выход из КГО 28 марта 1875 г. как можно более демонстративным и написал для «Киевлянина» особенно резкую статью, объясняющую причины этого шага, генерал-губернатор поспешил организовать цензурный запрет публикации как разжигающей ненужные страсти [505] . Чтобы предотвратить ее напечатание за пределами края, Дондуков-Корсаков поручил отослать статью в Главное Управление по делам цензуры вместе с отрицательным отзывом киевского цензора. Сам же генерал-губернатор 16 апреля отправил письмо министру внутренних дел А. Е. Тимашеву. В этом послании Дондуков-Корсаков решительно вставал на защиту Отдела. Он подчеркивал, что ему известно все, что происходит в Отделе, и что то обстоятельство, что многие члены Отдела «сочувствуют украинофильству», совсем не означает, что сам Отдел является украинофильским центром [506] .(Последнее замечание убедительно свидетельствует, что генерал-губернатор не был наивной жертвой конспиративных усилий Громады, а прекрасно понимал ситуацию.) Дондуков-Корсаков уверял далее, что не имел бы ничего против публикации статьи Юзефовича, будь она написана в ироническом, а не патетическом тоне, подчеркнув, что он всеми силами старается предотвращать газетную полемику об украинофильстве, дабы не придавать ему того политического значения, которого в действительности оно не имеет [507] .
505
Запрещенная цензурой статья Юзефовича опубликована Ф. Савченко. См.: Савченко Ф. Заборона… С. 368—372.
506
Савченко Ф. Заборона… С. 63.
507
Савченко Ф. Заборона… С. 146.
Защищал украинофилов и куратор Киевского учебного округа П. А. Антонович. 23 января 1875 г. министр народного просвещения Д. А. Толстой направил П. А. Антоновичу письмо, где говорилось, что «проводящимися ныне дознаниями о пропаганде в народе разных преступных учений обнаружено, между прочим, что существующая в Киеве партия украйнофилов стремится провести в народе мысль о выгодах отделения малорусского края от России. В числе средств, избранных украйнофилами для достижения указанной цели, наиболее выдается дознанное сближение вожаков этой партии с учителями народных школ» [508] . Вместе с письмом Толстой переслал Антоновичу ано|167нимную записку «О деятельности украинофилов в Киевской губернии». (Савченко полагает, что автором ее скорее всего был Ригельман [509] .) В ней давалась общая характеристика украинофильских активистов и украинофильской прессы, в том числе и галицийской. В записке говорилось и о деятельности украинофилов в системе просвещения. Это письмо было одним из многих шагов высших петербургских властей по повышению бдительности в отношении народнической пропаганды, предпринятых в начале 1875 г. [510]
508
Цит. по: Міяковський В. Записка 1874 р. про український рух // Архівна Справа. 1927. № 2—3. С. 21.
509
Савченко Ф. Заборона… С. 65. Его мнение выглядит убедительнее, чем версия опубликовавшего записку Мияковского, который считал автором Юзефовича. К аргументам, приведенным Савченко, можно добавить, что в записке критично говорится о редакторе «Слова» Площанском, в то время как Юзефович годом позже активно добивался от правительства субсидии для Площанского.
510
Специальный доклад шефа жандармов Потапова «Об обнаружении и распространении в обществе разрушительных учений» в марте 1875 г. обсуждал Комитет министров. См.: Валуев П. А. Дневник… Т. 2. С. 514—515.
П. Антонович никаких действий по поводу этого письма министра не предпринял. Учитывая, что о Толстом не без основания говорили, что вскормлен он был слюной бешеной собаки, такое поведение требовало изрядного мужества и уверенности в поддержке таких действий со стороны Дондукова-Корсакова.
Разумеется, что в этой ситуации киевские противники украинофилов нервничали, а Юзефович просто потерял контроль над собой. На торжественном обеде 17 апреля в честь присвоения Дондукову-Корсакову звания почетного гражданина Киева, причем в то время, когда тот еще не покинул вечер, Юзефович разразился обвинительной речью в адрес украинофилов и заявил, что если генерал-губернатор не обращает внимания на деятельность украинофилов, то он не остановится перед тем, чтобы писать прямо в III отделение и самому Государю. Дондуков-Корсаков не проронил при этом ни слова [511] . Не исключено, что кто-то из губернской администрации в ходе обеда рассказал Юзефовичу о письме в защиту украинофилов, отправленном Дондуковым-Корсаковым накануне Тимашеву, что и могло послужить причиной этого эмоционального срыва.
511
См.: Дорошкевич О. Листи М. П. Драгоманова до О. М. Пипіна // За сто літ. 1928. № 3. Харків; Київ. С. 75, а также: Савченко Ф. Заборона… С. 62.