Укрощение леди Люсинды
Шрифт:
Милорды! Эта женщина, вдова прекрасного человека, которого все мы знали, неуправляема. Даже ее добрый брат, истинный христианин, которого все мы искренне уважаем, не смог ничего с ней поделать. Леди Люсинда Харрингтон забыла свое место. Забыла, что женщина по сравнению с мужчиной существо низшее. Суду «Учеников дьявола» предлагается отдать леди Люсинду в руки Повелителя, на период три месяца, с тем чтобы он наставил ее в истинных обязанностях женщины. Мы снова соберемся здесь в ночь сентябрьского полнолуния. При этом леди Люсинда покорно и со всем почтением извинится перед своими поклонниками
– Да, – дружно закричали присутствующие.
– Все вы омерзительно глупы! – завопила Люсинда. – По-вашему, я должна трястись от страха, слушая весь этот вздор и чушь? Я не какая-нибудь продавщица или сельская девчонка, которую вы вожделеете и которую можно запугать!
– Она сама приговорила себя своими наглыми обвинениями! – воскликнул оратор. – И если кто-то из вас не решался ранее подвергнуть ее испытанию, теперь, надеюсь, вы убедились, джентльмены!
– Табурет! – рявкнул Повелитель, и просимое немедленно появилось. Поставив на него ногу в сапоге, мужчина перекинул Люсинду через колено, задрал прозрачную сорочку и громко спросил: – Сколько, джентльмены?
– Десять!
– Нет, двадцать! – возразил кто-то.
– Двадцать, двадцать! Пусть эта соблазнительная попка задымится! – раздался дружный хор.
Изумленная столь решительными действиями Люсинда взвизгнула, когда на ее упругие ягодицы опустилась жесткая ладонь. Больно не было, просто немного жгло.
– Да как вы смеете! – воскликнула она, попытавшись увернуться от неумолимой руки, продолжавшей осыпать ударами ее несчастный зад. Зрители громко отсчитывали каждый. Люсинда, взвыв от негодования, продолжала сопротивляться.
– Семнадцать!
– Восемнадцать!
– Девятнадцать!
– Двадцать! – выкрикнул джентльмен, и все было кончено.
– Она мокрая? – осведомился голос сверху. – Ее маленький персик алеет, как роза в цвету.
– Посмотрим, – объявил Повелитель и, поставив Люсинду перед собой, сел на табурет. Грубая рука сорвала с нее сорочку. Что могла поделать несчастная Люсинда, когда жесткие пальцы проникли в ее лоно?
Притянув женщину к себе, он одним взмахом насадил ее на свою плоть, вонзившуюся в самую глубь тесного грота. Застигнутая врасплох Люсинда громко ахнула. Со скамей доносились ободрительные крики: «Ученики дьявола» громко поощряли Повелителя.
– Хорошенько отдерите ее, сэр!
– Заставьте дерзкую суку молить о пощаде!
– Ты дьявол! – простонала Люсинда ему на ухо. Их тела извивались и сталкивались.
– Постараюсь ради нас обоих и нашей сладострастной публики заставить вас кончить, леди Люсинда.
– Перед этими животными?! Никогда! – поклялась она, но его неукротимое разящее орудие, несмотря на все ее усилия, уже одерживало победу.
– О-о! – всхлипнула Люсинда.
– Я покорю тебя, восхитительная дикая кошечка, – пообещал он, обводя языком завиток ее ушка. – И превращу в покорного домашнего котенка, Люсинда.
– Никогда! – повторила она, впиваясь зубами в мочку его уха, но тут же дала себе волю, почти обезумев от наслаждения.
Он залил ее лоно своими соками, хотя не желал этого… пока. И что-то промычал сквозь зубы. Похоже, этим летом его ждет нелегкое испытание, и при мысли об этом он все больше возбуждался. Эта работа давно уже приелась ему.
Но, вспомнив, где находится, он снял ее с коленей и поставил на ноги. Люсинда, еще не придя в себя, покачнулась. Он что-то застегнул у нее на шее. Открыв глаза, она увидела филигранную золотую цепочку, пристегнутую к nor водку, и вопросительно взглянула на своего мучителя.
– Последний акт дешевого спектакля, – пробормотал он так тихо, что слышала одна Люсинда. – Лучше повинуйтесь мне, Люсинда, иначе я отстегаю вас тростью перед этими джентльменами, которые так жаждут вашей покорности. Если шлепки вы можете вынести, то вряд ли стерпите настоящие побои. Крики боли не вызовут у них ничего, кроме радости. Неужели вы этого хотите? Теперь мы с вами обойдем арену, и вы будете высоко поднимать ноги и рысить, как вышколенный пони. Пару раз я подстегну вас хлыстом, и каждый визг поможет ублажить «Учеников дьявола». Вы поняли меня, Люсинда?
Она кивнула.
– И покоритесь мне? Не хотелось бы мучить вас, но придется, если вы не послушаетесь.
– Это так унизительно, – прошептала она.
– Вы правы, – согласился Повелитель. – Но не более, чем стонать от удовольствия на глазах у целого собрания, когда мужчина вгоняет в вас свою плоть. Вы готовы?
Люсинда вздохнула, но все же наклонила голову.
– А теперь, милорды, мы прощаемся с вами до сентябрьского полнолуния! – объявил Повелитель. – Хоп!
Он слегка дернул за тонкий поводок и шлепнул Люсинду хлыстом. Негромко вскрикнув, Люсинда быстро засеменила рядом с мужчиной. Стройные, изящные ножки ступали твердо, голова была высоко поднята. К своему смущению, она обнаружила, что ее полные груди колышутся при каждом движении. Она старалась не смотреть по сторонам, и когда они под одобрительные вопли ретировались, Люсинда замедлила шаг и спросила:
– Что они будут делать теперь?
– Проведут великолепный летний вечер, попивая мое вино и трахая местных девиц, которых я специально привел из деревни. Ваша Полли присоединится к веселью. Решила посмотреть, какой из будущих хозяев лучше ее ублажит.
– А мы? – допытывалась Люсинда.
– Нам предстоит узнать друг друга поближе, сокровище мое. У меня всего три месяца, чтобы превратить вас из языкастой, своевольной, упрямой особы в смирную, тихую даму.
– Ничего не выйдет, – предупредила Люсинда. – Зря тратите время, если воображаете, что сможете изменить меня, сэр. Я всегда была настойчивой и своевольной, такой и останусь. Куда мы направляемся?
– В мой дом, – пояснил он, подводя ее к кирпичному, увитому плющом зданию.
– Где мы находимся?
– В Оксфордшире, большего я открыть не могу. Ближайшая деревня – в семи милях отсюда, а соседей у меня нет. Помимо работы для «Учеников дьявола», я выращиваю и объезжаю скаковых лошадей.
Повелитель открыл маленькую дверь, пригласил Люсинду в дом и шагнул к лестнице.
– Надеюсь, вы найдете свои покои куда более удобными, чем ту каморку, где пришлось провести сегодняшний день.