Укрощение огня
Шрифт:
Донесшаяся брань и стоны вывели из оцепенения Сахара и Луджина, и они бросились к роковой для Масада лестнице. Замерев на миг рядом с Амани, от увиденного парни в голос охнули, добавив сильных выражений и от себя, а потом, забыв о ссоре, сбежали вниз, чтобы помочь неудачливому гордецу. Когда они уже все вместе добрались до старого Фархада, седые брови почтенного врачевателя в своем стремительном движении едва не скрылись под тюрбаном.
— Что произошло на этот раз? — поинтересовался у каменно невозмутимого юноши лекарь, пока Сахар собирал все, что могло
— Он предлагал проводить меня до покоев, а сам не способен даже сойти по ступенькам, — без ложных угрызений совести, Аман безмятежно забил последний гвоздь в крышку гроба, небрежно передернув плечами.
Повисло ошарашенное молчание, даже ругательства прекратились. Первым сдавленно хихикнул Луджин и буквально вылетел за дверь. Сахар давился, но мученически терпел, пока Фархад грозно качал головой, вздыхал с укором, а тем временем новость, что Ас-саталь, красавец, преподнесенный князю в качестве наложника, спустил оскорбившего его наглеца с лестницы и сломал ключицу, в мгновенье ока облетела крепость. Тем более что пока они шли, их видели многие, и утаить происшествие было все равно что прятать в мешке шило. Бедняга Масад стал посмешищем, и говорят, что сам Амир смеялся до слез.
Аман пока не мог сказать к лучшему или к худшему обернулось его «знакомство» с Масадом, и это его несколько нервировало. Однако юноша особо, не печалясь, быстро пришел к выводу, что определенная слава для него только кстати, а повести себя иначе — было противно всему его существу. Он бросал и бросает вызов куда более серьезным противникам, чтобы покорно сносить хамство какого-то недоноска, которого при рождении Аллах обделил даже инстинктом самосохранения — за ненадобностью.
Очередное ходячее доказательство тому, что происхождение еще не делает человека априори воплощением всех добродетелей, и тот, кто думает иначе — пребывает в опаснейшем из заблуждений!
Впрочем, уже не слишком ходячее… Усмехнувшись, Амани на время выбросил из головы нелепый инцидент, терпеливо дождавшись пока освободится Фархад.
— Вы хотели поговорить со мной, эфенди? — со всей возможной учтивостью обратился к лекарю юноша, но первым поднимать скользкую тему он не торопился.
Ответ лекаря его удивил:
— Да, — благодушно улыбнулся пожилой мужчина, — от Сахара я узнал, что Тарик спрашивал его о некоторых травах и средствах, и уж конечно догадался для кого он старается…
Ах, да! — Аман припомнил, что действительно справлялся у мальчишки, как можно достать необходимое, поскольку несмотря на изменение статуса, не собирался превращаться в волосатую гориллу с копытами от мозолей вместо рук, в довершении ко всему скребущую закорженевшими когтями плиты пола. Уже не ради кого-то, — он нравился себе таким, какой он есть, и намеревался дальше так же тщательно следить за своей красотой, дабы однажды ее не утратить.
— Часть нужного из списка, я уже послал с мальчиком, — продолжил Фархад, — а остальное…
— Я
Юноша слегка улыбнулся в ответ: помощник лекаря заступился за него перед нахалом, а значит относится доброжелательно, и этот настрой стоит закрепить, приобретая еще одного союзника. Да и о Тарике стоило поспрашивать сначала у него, разведывая путь.
— Это было бы очень кстати! Может быть, тогда пойдем ко мне и пройдемся по списку вместе?
Предложение было принято с энтузиазмом, а по дороге их нагнал и Луждин, так что Амани оставалось лишь мысленно пожать плечами: кажется, первые жертвы его обаяния наметились сами собой, хотя простота с которой это вышло, вызывала откровенное недоумение. У младшего библиотекаря личность княжего гостя теперь вообще вызывала исключительно бурный восторг, что и было высказано незамедлительно, хотя как раз это совсем не удивляло. Наверняка Масад и Луджин и раньше не питали друг к другу теплых чувств, но у Луджина не получалось так ловко сыпать оскорблениями, и в словесных потасовках он по всей вероятности проигрывал. А тут его вечный обидчик получил сполна, да неразменной монетой — есть чему радоваться.
Пусть, мне не жалко! — соизволил Амани и фыркнул, развеселившись тоже.
— Здорово ты его, — согласился Сахар, — извини, что влез, не мог сдержаться… Масад всегда был невыносим, но сегодня что-то совсем распоясался, а с некоторых пор Луджин его любимый коврик, чтобы потоптаться!
— Просто ревнует… — рассеянно уронил Амани, как очевиднейшую истину, но Луджин даже остановился, в крайнем изумлении распахнув глаза.
— Кого? К кому?
Юноша выразительно закатил глаза:
— Тот без сомнения прекраснейший цветок пустыни, который ты называешь своей невестой, вероятно! — ядовито сообщил он.
— С чего ты взял? — растерянный Луджин бегом догнал молодых людей. — Салха ничего не говорила…
— Зато он слишком часто упоминал ее имя, чтобы просто тебя подразнить, — как неразумному младенцу терпеливо объяснил Амани. — А она могла и не знать, что с ее родителями говорил кто-то еще. Или не хотела тебя расстраивать…
Луджин хмуро молчал, пиная подворачивающиеся мелкие камешки.
— Ты не доверяешь своей невесте? — уже несколько недовольный ходом разговора, поинтересовался Амани, распахивая дверь перед гостями. Сахар не вмешивался на этот раз, внимательно и несколько оценивающе наблюдая за юношей.
— Конечно доверяю! — Луджин аж вздрогнул от такого предположения, — но гадко как-то…
Аман едва не застонал: его терпение все же не было бесконечным!
— Если тебя это порадует, считай, что в какой-то степени уже отомстил за поползновение к твоей несравненной, — и поскольку парень по-прежнему смотрел на него расстроено и непонимающе, объяснил через плечо, деловито разбираясь в одном из сундучков, — судя по сапогам именно ему досталась твоя чернильница, хотя и не на голову…
Смех разрядил обстановку, но все же Сахар серьезно добавил: