Укрощение огня
Шрифт:
— О, только потому, что мальчишка навоображал себе невесть что, давайте теперь сделаем из меня героя! — словно выплюнул Аман.
— И делать ничего не надо! Ты и так герой этого дня…
На пороге так и незакрытой двери стоял Амир.
Князь мирно улыбался, но оба молодых человека, торопливо попрощавшись, поспешили уйти. Амани же понял, что совсем забыл о времени и Амир, не дождавшись традиционной шахматной партии, зашел к нему сам. Подумать только! Аленький цветочек забыл о времени, назначенном господином… Даже если речь шла только об игре в шахматы.
Юноша
— Нари, тебе не за что извиняться! Мне приятно, что ты не одинок и не скучаешь здесь, что у тебя появились друзья. И еще приятнее было бы знать, что наши вечера тоже интересны тебе и ты приходишь не потому, что таков приказ или считаешь себя обязанным…
Амир отошел от юноши, присаживаясь на низком диванчике, и Амани помимо сознания отметил в его движениях изрядную долю усталости. Тем не менее, голос мужчины звучал тепло и мягко:
— Я был уверен, что ты понимаешь это, и зашел совсем по другому поводу, но раз уж возник такой разговор… Хотя от твоего общества я не отказался бы даже под угрозой смерти, но тоже иногда бываю занят, — непринужденно продолжал Амир, в то время как Аман напряженно пытался понять к чему тот клонит. — И не хочу вынуждать тебя жертвовать своим отдыхом и друзьями в угоду чьим бы то ни было прихотям. Скажи, тебе хоть сколько-нибудь приятны те вечера, что ты проводишь со мной?
Амани не сразу нашелся с ответом на такой вопрос! Не уронить себя, не оскорбить господина, остаться на тонкой грани избранного пути…
— Приятны, — он не лукавил почти, — вы сильный игрок и интересный собеседник…
Хоть так, уже что-то!
— Тогда, — кофейные глаза посветлели обжигающей дымкой, — давай договоримся, что если что-то препятствует тебе или ты не в духе, устал, — то пошлешь предупредить об этом. Я в свою очередь, сделаю так же! Ты согласен?
Растерянному и смятенному от выказанного внимания, Аману не оставалось ничего иного, как согласиться, хотя подброшенные воображением картины больше напоминали семейные сцены: скажем, он посылает Тарика… Ага, что-то вроде «господин, госпожа просила передать, что сегодня не сможет посетить вас, у нее мигрени»! Или если князь занят — примерно так «дорогой друг, прошу меня простить, но сегодня я не смогу составить вам компанию, сами понимаете, дела государственной важности…» Юноша фыркнул, тряхнув головой, и с удивлением взглянул на чашу в своей руке, которую бездумно наполнял, чтобы отвлечься.
Мысленно пожав плечами, он протянул напиток не менее удивленному его порывом Амиру и сел напротив.
— Расскажи мне пожалуйста, что у тебя на самом деле произошло с Масадом, — мужчина с удовольствием пригубил прохладный чай с ароматом имбиря и мяты, и вернулся к главной причине своего визита.
Аман знал, что объяснение неизбежно, поэтому не испытал ни замешательства, ни тревоги, в несколько емких фраз поведав о происшествии и его причине, как бы показывая, что ничего из ряда вон выходящего не произошло. Однако, очевидно, что князь придерживался прямо противоположного мнения: лицо его потемнело, на скулах вспухли желваки, а в глазах отразилось уже знакомое бешенство. Аман благоразумно замолчал, правильно подозревая,
Что ж, случается, что пожар тушат огнем, Амир действительно едва не сорвался, прекрасно уловив то, что Амани оставил в тени. Гнев его на то, что кто-то посмел задеть юношу грязными намеками, при этом не задумавшись, что тем самым оскорбляет и его, ведь особое отношение князя к гордому красавцу было прекрасно известно всем, усугублялся еще и тем, что кто-то смеет провоцировать конфликты в крепости и за ее пределами. Опять же не подумав, что в бою им вполне возможно придется прикрывать друг другу спину!
Но одного взгляда на само воплощение скромности и невинности с потупленными глазками было достаточно чтобы рассмеяться — настолько оно не соответствовало подлинному содержанию.
— Я вижу, что ты разумен и достоин доверия, не нуждаешься в присмотре и указаниях, великолепно умеешь разобраться в скользкой ситуации и найти из нее выход, — перечислил мужчина, когда заинтригованный неожиданным весельем, Амани вскинул взгляд на него. — Не стану больше ничего говорить и вспоминать об этом случае.
Амир поднялся, приблизившись к юноше вплотную, и продолжил, с нежностью коснувшись пальцами его виска и волос:
— Но я прошу тебя, обещай, что если кто-нибудь серьезно затронет тебя, встревожит или вызовет опасения, то ты обратишься ко мне. Это не надзор! — опередил мужчина все возможные протесты, мгновенно отразившиеся в черных глазах. — Просто я беспокоюсь о тебе, и мне было бы приятно помочь и поддержать тебя. Зачем выбиваться из сил в одиночку и рисковать, если есть на кого опереться… Обещаешь?
Ласкающие тихие прикосновения будто гипнотизировали, разве что мурлыкать не хотелось от них. А может дело заключалось в том, что он просто устал от одиночества… юноша непривычно мягко улыбнулся:
— Обещаю.
Словно камень свалился с души мужчины. И нельзя не признать, что такой — спокойный, открытый, не отторгающий исподволь крепнувшую понемногу близость меж ними, — Аман трогал его сердце все больше, сам не замечая того, и прорастая все глубже в нем.
— Вот и хорошо, — князь неохотно убрал руку и отступил, чтобы удержаться и не перейти за грань, разрушив то, чего уже удалось добиться. — Отдыхай, Нари, день был долгим… Доброй ночи!
Он ушел так же внезапно, как и появился, оставив юношу в изумлении смотреть на закрывшуюся дверь: а как же неизменный ужин на двоих и шахматы?
29
Новый день юноша встречал в одном из самых скверных своих настроений. Он чистосердечно признавал, что в подобном состоянии почти смертельно опасен для окружающих, но сегодня причина того была самая прозаичная и невинная — Аман не выспался.
Для него ночь всегда была не просто обычным временем суток в их череде… Скорее чем-то изначальным, извечным, — стихией, частью которой он был, капризным божеством, которому он принадлежал безраздельно как посвященный жрец и оракул. Живым существом — враждебным и ласковым, жестоким и щедрым, своенравным, прекрасным… способным после подлого удара в следующий момент запросто отдать на откуп триумф и победу.