Укрощение огня
Шрифт:
— Мне лестно слышать, — мягко заметил ему Амани, и обернулся уже к нервно кусавшему губы Сахару, — однако я действительно обучен не только танцам…
— Мы уже поняли, — кивнул парень, и страдальчески поморщился, пытаясь свести все к шутке, чтобы благополучно забыть, — особенно я!
Аман жестко не дал ему такой возможности, с нажимом проговорив:
— И до недавнего времени, не одни лишь танцы требовались тем, кто смотрел на них. Излишне кричать о том на каждом углу, но это было. И утаивать свое прошлое я повода не нахожу, — четко расставил все по местам
Сахар поднялся, и так же серьезно ответил:
— Я понимаю тебя. Согласен, что о твоей жизни, никто кроме тебя судить не имеет права, — неожиданно он положил руку на плечо Амани, продолжив со вдумчивой улыбкой. — Не сердись, Луджин сказал все правильно. То, что тебя задело, было не отвращением, а скорее удивлением! Само собой, что слухи о тебе ходили, и как видно ходят до сих пор, ведь человеческое любопытство неистребимо, но рядом с тобой все равно ни о чем подобном абсолютно не помнишь.
Против воли слова молодого помощника лекаря тронули сердце. Удивив самого себя, Аман заговорил спокойно и искренней откровенностью:
— Потому что я не вижу причины стыдится себя. Мое обучение дало мне знания и навыки, какие есть не у всякого свободного от рождения, а знания, как известно, сила. Что же до тех, которые настолько смутили вас, — юноша перевел насмешливый взгляд на Луждина, — говорю первый и последний раз: единственная постель, которую я по-настоящему делил с мужчиной — это ложе моего прошлого господина, и у меня никогда не возникало желания избегать его, иначе я бы сделал это. И я никогда не испытывал желания к женщинам, хотя видел и рабынь и даже жен наместника, а они были очень красивы. Такова моя природа, и менять ее просто поздно. Я не могу сейчас отвечать за то, что образуется в будущем, но если моя судьба сложилась именно так, и привела меня именно сюда, то значит об этом судил Создатель. И если какие-то условности тревожат робкие умы — что ж, мне жаль!
Аман выразительно пожал плечами, всем своим видом заявляя, что последнее — не более чем фигура речи.
Некоторое время царило молчание: Сахар не мог подобрать слов, а Луджин не знал, что сказать, но первым снова как ни странно нашелся именно он:
— Пусть их! Если даже Хадис не запрещает альмак» сУи и подобный выбор, то кумушкам вроде Масада следовало бы мыть с мылом рты!
Амани и Сахар дружно фыркнули, в красках представляя картину активного умывания, и скользкая тема была закрыта раз и навсегда на самой веселой ноте.
28
В целом Аман был вполне доволен прошедшим днем, новым знакомством и тем как оно развивалось, но невозможно чтобы все всегда шло идеально гладко, и ложка дегтя все-таки случилась. Упомянув, что все нужное Сахар передаст с Тариком, молодой человек напомнил Амани о еще одном немаловажном вопросе, и юноша в нескольких осторожных выражениях попробовал прощупать почву, остановив приятеля уже на пороге:
— Я имел неосторожность дать ему несколько советов, и наивный ребенок теперь считает, что я его наставник, — недовольно скривился Амани, выдавая необычную причину своего беспокойства.
От того, как
— Фархад уже знает?
— Знает, мальчик в тот же день просил отпустить его к тебе окончательно…
— И? — уточнил Амани, хотя тоже уже знал ответ.
— Фархад согласился, — не обманул его ожиданий Сахар.
Аман на мгновение крепко сжал губы, набирая в грудь воздуха… а затем разразился цветистой тирадой, полной изысканных метафор и выразительных эпитетов, закончившейся скорбным вопрошением Создателя, за какие непростимые грехи он так тяжко наказан, вынужденный вечно страдать из-за чужой глупости.
Богатство словарного запаса и виртуозное им владение, привело обоих его слушателей в состояние близкое к священному трепету, а еще больше удивила почти ярость, ясно читавшаяся на лице прекрасного юноши.
— Да что такого? Тарику будет лучше подле тебя…
Договорить ему не дали: метавшийся от распирающей его злости Амани, метнулся к парню, зашипев сквозь зубы:
— Лучше? Кому?! Я не настолько тщеславен, чтобы требовать себе прислугу исключительно княжеского рода. Чтобы подавать мне полотенце и сложить рубашку не нужно быть семи пядей во лбу! И я не могу понять, как можно, ставя род и его интересы во главе угла, спокойно определить мальчишку, который при должных усилиях может стать вторым Абдаллах Ибн Синной, или просто спасти жизнь важного для тебя человека, — выносить за кем-то ночные горшки! Заодно удобно спихнув со своих плеч заботу на другого…
— Успокойся! — Луджин попытался встать между разъяренной гюрзой, в которую превратился вдруг темноокий насмешник, и опешившим от нападок Сахаром. — Ты думаешь, что его жизнь прежде сильно отличалась от нынешней службы?…
Аман мгновенно остыл: младший сын младшей жены с кучей старших братьев и сестер — плодовитости жен княжего брата позавидовала бы любая крольчиха! Стоило задаться вопросом, вспомнит ли вообще Джавдат Ризван аль Амал имя этого своего отпрыска или о его существовании вовсе.
— Не суди превратно, — наконец нашелся Сахар, — никто не прогоняет его, когда муалим Фархад объясняет что-либо, а то, что непонятно, потом объясняю ему я. То время, что ты даешь ему, Тарик проводит у нас, помогая мне или читая. Но… не смейся и не злись — в последнее время у него получается гораздо лучше! Неужели ты не видишь того, что сделал? Мальчик изменился за несколько недель! Он стал первым задавать вопросы, он успешно учится держать клинок, он начал прямо смотреть в глаза, а не опускать перед каждым голову…
— Он всего лишь начал вести себя, как подобает, — сухо уточнил Амани.
— Да, — невесело согласился Сахар, — но он сделал это, глядя на тебя!
О Аллах, в шутках твоих — порой слишком мало от шутки! Урожденный раб и наложник, призванный преподавать уроки собственного достоинства мальчишке, чье происхождение куда как выше… Воистину, остается только воскликнуть — на все твоя воля!
Но почему однажды пройдя этот путь для себя, он должен повторять его для кого-то иного, кто оказался непростительно слаб?