Укрощение «тигров»
Шрифт:
7 июля немцы особенно яростно рвались вперед, стремясь любой ценой расширить крохотную лазейку, пробитую впервые два дня наступления. О характере боев этого дня мы уже рассказывали нашим читателям. Напомню лишь, что только на одном участке наши позиции атаковали 700 танков при поддержке сотен самолетов. Именно в эти часы было особенно важно создать угрозу флангу немецкой ударной группировки, и гвардейцы получили приказ форсировать реку, занять несколько населенных пунктов и воспретить огнем движение немецких колонн по важной магистрали.
Точно в назначенный час гвардейские части, сосредоточившиеся накануне на исходном рубеже после долгого, трудного марша, начали вытягиваться к переправе.
На броне танков сидели отборные автоматчики в касках. Танковые подразделения непрерывно держали связь по радио — управление, как всегда, было стройным и четким.
Как и следовало ожидать, немцы спешно вызвали свою авиацию, которая обрушила свои удары на переправу. Это было страшное испытание: немецкие самолеты налетали группами, непрерывно одна за другой. Наша авиация, решавшая ответственнейшую боевую задачу на другом участке фронта, не могла прикрыть танки. Бомбы рвались одновременно по нескольку штук, осколки градом летели над деревянным мостом. Но танки шли и шли вперед, и автоматчики все так же сидели на броне, — ни один не спрыгнул, чтобы укрыться от воздушных атак.
Форсируя на большой скорости реку по чудом сохранившейся переправе, танки немедленно расходились в стороны, маневрируя зигзагами. И поскольку во всем царила исключительная организованность, потери гвардейцев были ничтожны. Несмотря на то, что в этих налетах приняло участие в общей сложности более 150 самолетов, им не удалось добиться прямого попадания ни в один танк, и мост остался цел. Перевернулся от взрывной волны только один легкий танк.
Узнав о приближении к этому участку знаменитой гвардейской части, немцы перебросили сюда отъявленнейших головорезов из дивизии «Мертвая голова». Тяжелые танки с черепами на башнях общим числом до ста машин развернулись навстречу гвардейцам. «Черная гвардия против красной, — острили танкисты. — Посмотрим, у кого нервы крепче».
Люди, наблюдавшие за полем боя, рассказывают, какое волнующее зрелище представляла эта битва. Солнце уже близилось к закату, когда наши танки, развернувшись в боевые порядки, поползли вверх по скату высоты, с вершины которой спускались навстречу им танки «Мертвой головы», прикрывавшие наскоро отрытые окопы, в которых разместились спешенные эсэсовцы. В стороне зеленел лесок, которому суждено было немного погодя стать свидетелем захватывающей драмы, — о ней мы расскажем немного ниже.
Немцы стремились во что бы то ни стало отстоять деревушку, от которой открывался подступ к магистрали. На поле стоял адский грохот: все танки — и наши и немецкие — вели огонь с ходу. Яростно била с обеих сторон артиллерия. Наши автоматчики, спешившись, бежали за танками. Они поливали свинцом немецкие окопы, не давая эсэсовцам поднять головы.
И вдруг немецкие танки замедлили ход, невзирая на то, что они численно превосходили наши силы и во главе их шли «тигры». Видя это, командир первого батальона средних танков гвардии капитан Мамалуй, испросив разрешение старшего начальника, отдал по радио приказ обтекать тяжелые танки прорыва и на полных скоростях атаковать врага. Маневренные грозные машины, взревев еще громче, помчались в обход «сухопутных линкоров». И тут произошло нечто непредвиденное: «тигры» повернули в сторону и устремились в лес! Зная, с кем они имеют дело, немецкие танкисты уходили без боя, а эсэсовская пехота, видя, что она остается без прикрытия, начала выскакивать из окопов и бежать. Наши автоматчики слышали, как солдаты с черепами в петлицах выкрикивали имя генерала, командовавшего нашей гвардейской частью в зимних боях.
— Когда-то немцы пугали нас «психическими атаками», — сказал, усмехаясь, капитан Мамалуй, рассказывавший нам об этом бое. — Ну что ж, теперь они сами попробовали их вкус.
Но торжествовать победу было еще рано: немецкие танки, отошедшие в лес, нависали над нашим флангом и создавали угрозу удара с тыла по гвардейцам, уже прорывавшимся к деревушке. И командир отдал приказ группе наших средних танков скрытно подойти к лесу и внезапно атаковать немцев, чтобы отвлечь их огонь на себя.
Три наши машины, маневрируя в лощинках, устремились к лесу. Среди них был танк ветерана-танкиста Ивана Бутенко, награжденного еще в первые дни войны орденом Красной Звезды. С ним шли в бой механик-водитель комсорг роты гвардии старшина Николай Цезарь, башенный стрелок Лазарев и стрелок-радист Слинкин — крепкие, надежные солдаты. И здесь, в этом небольшом леске, четыре гвардейца еще раз показали, на что способны воины знаменитой танковой части.
Когда наши танки влетели в лес, они оказались сразу в лагере немецких танкистов. Машины стояли тесно, вплотную друг к другу и вели огонь по нашим танкам, продвигавшимся к деревне. Стрелять в упор было уже невозможно, и Бутенко скомандовал Цезарю: «Никола, тарань!..»
Цезарь искусно развернул машину против немецкого среднего танка, стоявшего рядом, и ударил его с разгона в ходовую часть. Сталь застонала и вогнулась. Всей своей многотонной тяжестью мощная советская машина придавила и смяла немецкую. Только один танкист успел выскочить, но меткий стрелок Слинкин успел пристрелить и его.
Теперь танк Бутенко очутился лицом к лицу с немецким тяжелым танком. Долго раздумывать не приходилось. Вражеские машины уже разворачивались, чтобы со всех сторон атаковать и расстрелять неожиданно ворвавшуюся в их расположение советскую машину. «Тарань!» — снова крикнул Бутенко, и Цезарь, дав полный газ, рванул танк вперед. Немецкая машина была в нескольких метрах и тоже двигалась вперед. Видимо, немцы также решили таранить нашу машину. И Цезарь твердой рукой направил танк прямо в лоб врагу.
Десятки тонн металла с силой инерции обрушились друг на друга. Страшный удар потряс лес. Машины отпрянули друг от друга и замерли, обессилев. Танкисты от страшного удара потеряли сознание. Только один Бутенко, человек могучего сложения, сохранил присутствие сил и рванул защелки люка, чтобы хлебнуть свежего воздуха. По его лицу текли струи крови: он был изранен осколками стали. В то же мгновение приоткрылся люк немецкого тяжелого танка, и из него осторожно выглянул офицер с петлицами «Мертвой головы». Забыв обо всем при виде эсэсовца, стоящего рядом, Бутенко выпрыгнул из люка и яростно бросился на немца. Рослый чубатый советский танкист хватил эсэсовца кулаком и сжал его за горло. Немецкий офицер завопил истошным голосом, по никто не пришел ему на помощь — все немецкие танки стояли как вкопанные, и ни один пулемет не стрелял. Страшная, мертвая тишина воцарилась на лужайке, и только эсэсовец, горло которого было зажато железной рукой, хрипел все тише и тише… Из обессилевшей руки в зеленом рукаве выпал парабеллум. Держа немца одной рукой за горло, Бутенко нагнулся, подхватил парабеллум и выстрелил в фашиста в упор. Потом он спустился в люк и перестрелял сбившихся в страхе в одну кучку оглушенных членов экипажа эсэсовского танка.