Укрощение воровки
Шрифт:
— Слушай, Павел, нам с Марьяной Сергеевной надо отойти, а ты побудь за старшего, — сказано вежливо, но из уст Влада прозвучало, как приказ.
— Ну и куда ты меня тащишь? — спросила Марьяна, еле поспевая за широким шагом мужчины.
— Куда потащил бы, ты не пойдешь, — ухмыльнулся он и оглянулся. Остановился, подождал. Посмотрел на ее бежевые лодочки на высоком каблуке и проворчал:
— В таких туфлях убиться можно.
— Или убить!
Они пришли в кафе, через дорогу от СТО, и сели за стол. Кажется, Влад тут постоянный и любимый клиент. Его приветствовали
— Тебя тут хорошо встречают, — заметила Марьяна, когда молодая официантка, подмахивая блокнотом, удалилась от их стола походкой от бедра.
— Есть такое.
Из кухни вышла дородная женщина, лет пятидесяти, и быстрым шагом направилась к ним.
— Владик, дорогой мой, что же ты молча пришел, и даже не позвонил заранее? Я бы твой любимый стейк велела жарить.
— Маня, ну какой стейк в восемь утра?
Встал из-за стола и сжал женщину в объятиях, а она в ответ расцеловала его в обе щеки. При этом вся мрачность и жёсткость со взгляда Влада слетели, словно перед Марьяной был совсем другой человек, который перешучивается с женщиной и смеется над ее подначиванием.
— Ну ты и плут! Привел девушку, а знакомить не хочешь, — пожурила женщина Влада и повернулась к Марьяне. — Совсем невоспитанный оболтус, простите моего мальчика.
— Маня, это Марьяна, мой друг. Марьяна, это Серафима Петровна, моя няня.
— Очень рада знакомству, — улыбалась Марьяна и почувствовала на себе пронзительный взгляд женщины.
— Ну что ж, хорошего завтрака. Я накажу Мише, чтобы все на высшем уровне.
— Мань, у тебя всегда все на высшем, — улыбнулся Влад.
Когда женщина отошла от стола, Марьяна насмешливо сказала:
— Не думала, что у такого большого мальчика есть няня.
— Маня наша приемная мать, — ответил Влад спокойно и ей стало неловко.
— Прости, просто ты сказал, что…
— Она нас с Горкиным приучила, что мама у нас одна. Та, которая умерла от цирроза печени. Мы с Игорем остались одни, и Маня забрала из детдома сразу нас обоих.
Марьяна помолчала и спросила тихим голосом:
— У вас не было других родственников?
— Не было таких, кто изъявил желание взять к себе двух сопляков, которых родила мать-алкоголичка. Как говорят в Италии — кровная связь нерушима, — чуть усмехнулся он.
Он что, таким способом он пытается прикрыть истинные эмоции, и играет в весельчака?
Но Влад спокойно улыбнулся:
— Что? Думаешь, буду плакаться о несчастном детстве и гадких родственниках? У нас с Игорем детство-то началось только после того, как мы переехали к Мане. Поэтому даже если я называю ее по имени, она мне родная мать, а не та, которая родила.
— Сколько вам было?
— Мне десять, Игорю семь.
Марьяна положила ладонь поверх темной кисти.
— Я рада, что на вашем пути встретилась такая женщина, Влад.
Он замер, глядя на ее руку, которая в контрасте с его казалась белоснежной. Затем повернул руку ладонью вверх и сжал ее пальцы. В этом жесте не было ни капли двусмысленности или ласки любовников, эта была обычная поддержка друга.
Он задержал
— А какая была Марьяна Львова в детстве? — спросил с веселой усмешкой.
— Моя фамилия Карп, — резко отреагировала Марьяна и Влад вскинул брови. — Прости, — помотала головой. — Адольф был хорошим мужем, и я горда носить его фамилию, — зачем-то объяснилась она. Что за гадкое ощущение, словно она предает память супруга разговорами с Владом?…
— Я понимаю тебя, Марьяна.
Голос его был ровный, а взгляд спокойный, но темная туча сгустилась над их столиком, и Марьяна была рада, когда официантка принесла тарелки с яичницей, беконом, тостами, маслом, джемом и две огромные чашки с черным кофе.
Они ели молча, и по поведению Влада Марьяна поняла, что он вовсе не неотёсанный мужлан, как она сама себе внушила. Он ел аккуратно, сидел за столом ровно, благодарил за каждую услугу официанта. На деловых обедах или свиданиях Марьяна привыкла считывать мужчин по их поведению за столом. По тому, как они держат приборы, жуют, пьют, и при этом пытаются вести разговор, можно определить из какой среды вышел человек, и даже предположить, чего от него ждать. А Влад все время показывался то одной, то другой стороной. Он был словно калейдоскоп, сколько раз ни проверни трубку, картина и узор будут меняться, и один удивительнее другого.
Внезапно зазвонил телефон. Влад извинился и ответил, а Марьяна чуть не поперхнулась кофе, когда он заговорил с собеседником на чистом английском. Говоря на итальянском и на английском, Марьяна могла по акценту определить происхождение говорящего. Но у Влада был почти идеальный английский, чуть разбавленный его личным акцентом, когда он слишком резко произносил слова, которые должны произноситься мягко и переливчато.
Влад закончил разговор, и Марьяна не удержала любопытства.
— У тебя отличный английский.
— Маня с детства заставила меня штудировать язык, и отправила в Европу. Там я закончил магистратуру, и даже начал писать докторскую.
— Ты и докторская? Прости, Влад, это прозвучало грубо, просто…
Влад весело усмехнулся.
— Я сам удивляюсь, когда вижу старые записи.
— А что потом? Ты защитил ее?
Он помолчал, глядя в окно. Мотнул головой и ответил:
— Я не защитил…ее.
Его голос был непривычно ровен, а лицо облепило инейное покрывало, обрисовало черты, сделав их еще резче. И глаза покрылись льдом, сквозь который нельзя пробиться, и понять, что же творится за завесой спокойствия, которой укрылся Влад.
— Спасибо за завтрак, — поблагодарил Марьяна и вытащила кошелек из сумки. — Сколько я должна?
— Нисколько, — отрезал он. Затем схватил ее за руку, и сжал пальцы. — Прости, сижу на завтраке с самой красивой женщиной, а щегол щеглом. Поэтому ты и считаешь меня маленьким мальчиком, — усмехнулся и покачал головой.
— Я вовсе не…
— Считаешь, — убеждённо кивнул Влад.
Марьяна только хотела ответить, как ее телефон на столе зазвонил.
— Алекса, милая, как дела?
— Мам… Ты только не переживай…