Укрощение воровки
Шрифт:
Последние дни Марьяну преследовало ощущение, словно в какой-то момент ее дорога свернула не туда. В работе она также умело и ловко управляла штурвалом, но стоило остаться наедине с собой, в тиши своей спальни, как горечь подступала к горлу и выливалась слезами, горячими и быстрыми.
В один из таких дней, в попытке заглушить всхлипы в подушке, Марьяна не заметила, как открылась дверь спальни, и не услышала тихих шагов рядом с кроватью. Лишь поняла, что не одна, когда кровать чуть прогнулась под чьим-то весом. И только с одним человеком рядом Марьяна ощущала это
— Алекса, что ты тут делаешь? — хриплым голосом спросила она, не отрывая лица от подушки. Тонкие пальцы дочери прошлись по ее волосам, а теплое дыхание коснулось макушки. И не было больше сил плакать тихо и в себя, заглушая боль и непонятное ощущение неправильности жизни, решении, ответа. Слезы полились на колени дочери, а Алекса успокаивающе гладила ее по волосам. Насколько же сильнее оказалась Алекса. Даже после смерти Адольфа, Марьяна находила утешение лишь рядом с дочерью. Этот стержень, который прогнулся внутри Марьяны, остался стойким внутри дочери.
— Ну, мам, хватит. Не будь такой Сэднесс.
— Кем? — хрипло спросила Марьяна, вытирая слезы.
— Это персонаж из мультика Головоломка. Сэднесс — эта эмоция грусти, она живет в каждом из нас. Грусть, конечно, важна, но сейчас ты слишком переполнилась синими шариками.
Марьяна приподнялась на локтях и недоуменно посмотрела на дочь.
— Что? Какие шарики, милая? О чем ты?
Алекса достала из кармана телефон, что-то вбила в поисковик, и показала картинку мультяшного героя — грустную толстушку, с синей кожей тела и синими волосами, и огромными круглыми очками на носу-пуговке.
— Ты хочешь сказать, что я похожа на это синее…недоразумение? — слабо улыбнулась Марьяна.
— Ну что ты, мам! — Алекса закатила глаза и усмехнулась. — Сэдди намного симпатичнее тебя, уж поверь. Тем более сейчас, с твоим красным носом и опухшими глазами.
— Прости, милая, — пробормотала Марьяна. Алекса приподняла край покрывала на кровати и вытерла слезы с лица Марьяны, осторожно и нежно. Затем прижала покрывало к ее носу, и приказала:
— Сморкайся!
— Что?! Это египетский хлопок…
— Я сказала, сморкайся!
Марьяна неловко высморкнулась в покрывало, но дышать действительно стало легче, да и голос стал нормальным.
— Это ты из-за Влада? — спросила Алекса, глядя на Марьяну. Возражения готовы были сорваться с губ, но Марьяна посмотрела на дочь, внимательно и долго. А ведь раньше и времени не было сделать это. Обменивалась улыбками, быстрыми поцелуями и крепкими объятиями, все бегом и мимоходом. И не повернулся язык соврать, что все хорошо, что это мелкие проблемы на работе, или подступает ПМС. Потому что на Марьяну смотрела взрослая девушка, с пока еще невинными глазами, но острым умом и открытой душой. Она без слов знает и понимает мать, видит ее боль в глазах, в ее резких движениях, считывает по долгому молчанию за столом.
— Да.
— Он тебя обидел?
Голос дочери дрогнул, а тонкие пальцы сжались в кулачки.
— Нет, Алекса, не в этом дело. Он бы никогда…не сделал этого намеренно. Просто…
Марьяна
— Ты его отшила?
— Да. Я ему отказала, — ответила осторожно Марьяна, наблюдая за реакцией, пытаясь ее предугадать. Может, получить одобрение решения, понять, что хотя бы одна веская причина для отказа у нее была. Ведь если Алекса против Влада, то…
— Ну и зря, — пожала плечом Алекса. — Влад классный. Стас его обожает, хотя и не признается, — закатила глаза. — Да и ваще, Влад когда на своей махине к школе подъезжает, даже старшаки трусят. А все девочки кипятком писаются.
— Алекса!
— Не, ну правда, мам. Потом меня достают. Кто это? Он женат? Откуда ты его знаешь? — дочь спародировала писклявые голоса. Марьяна прыснула от смеха, пряча глубже глупую ревность при мысли о том, скольких старшеклассниц Влад охмурил за свою жизнь… — А я говорю, что это муж моей мамы! — провозгласила Алекса, и Марьяна зависла. — А что? Влад сам сказал так его называть. Главное отчимом называться не хочет, а быть твоим мужем хочет, — хохотнула Алекса, — Ну и по фиг, он мне тоже как папаша никуда не уперся.
Сердце Марьяны застучало быстрее, но она воззвала голос разума.
— Я ему отказала, Алекса, так что никакой он мне не муж. И не отчим тебе, и уж точно не папаша!
— Хе, а он так не думает.
— Наверно, это было еще до…моего отказа.
— С чего бы это? Сегодня он приезжал, и вроде от статуса твоего мужа отказываться не собирается.
— Куда приезжал? Сюда? — с придыханием спросила Марьяна. Влад что, приходит сюда, когда самой Марьяны нет дома? Что он выведывает у Алексы? Он что, следит за Марьяной посредством дочери?! Что…
— Не, ты че, мам! Я б его домой не пустила, да он и не рвался. Он нас со Стасом повез пиццу жрать, возле своей работы. Там оказывается его приемная мама работает.
— Он тебе рассказал? — удивленно спросила Марьяна. Она и не заметила, что руки и ноги больше не ледяные, а в груди не пульсирует комок боли. В комнате, подсвеченной настенным светильником, рядом с дочерью, стало тепло и уютно.
— Ага, — кивнула Алекса. Достала телефон и ткнула Марьяне в лицо. — Гляди на своего суженого, — насмешливо добавила она, и Марьяна посмотрела на снимок. Влад и Алекса, сидят за столиком. Видимо, дочь сделала селфи, и на хмуром лице Влада явно написано, как он не любит это дело. Но разве ж Алексу это остановит?
Он что, похудел? Или не высыпается?… Может для других Влад остался прежним, но не для Марьяны, которая смотрела в черные глаза и видела в них отражение своей тоски, очерчивала пальцем сжатые губы, пыталась разгладить глубокую морщину меж темных бровей.
— Что… Что еще он тебе рассказала? — спросила тихо Марьяна, пытаясь не цепляться за телефон, когда Алекса его забрала.
— Да так. Про работу. Кстати, с Горкиным познакомил.
— С Игорем?
— Ага. Стас будет подрабатывать у него в гараже, Горкин будет его учить. Принеси-подай, короче.