Укротитель времени (сборник)
Шрифт:
И Лафайет решительно направился вперед, прихрамывая попеременно на обе ноги — прошлой ночью он вывихнул их при падениях и прыжках. Постепенно деревья начали редеть, а молодая поросль и вьющиеся растения у него под ногами стали гуще. Время от времени попадались громадные валуны. Наконец он очутился на открытом, продуваемом со всех сторон склоне, поросшем одинокими, чахлыми кедрами. Начался дождь: его острые струи слепили глаза, затекали под плащ. В пятидесяти футах склон круто обрывался. О'Лири подполз к самому краю и заглянул вниз — где-то далеко под ним
— Чудесно, — заметил он, глядя в бездонную пропасть. — Просто великолепно. Ничего другого и нельзя было ожидать. Не удивительно, что старуха улетела на метле, то есть без метлы. Тут и муха не проползла бы.
— Ну что ж, значит, я пойду вдоль края, пока не найду дороги, тропинки или спуска.
— Ты забыл о веревочной лестнице и фуникулере.
— Досадное упущение. Ну, тронулись.
И он направился вдоль обрыва. Час прошел без всяких перемен. Лафайет упорно шел вперед, несмотря на боль, усталость и холод. Раза два он поскользнулся и чуть было не сорвался в пропасть.
— Что с тобой, О'Лири? — спросил он, с трудом поднимаясь на ноги после очередного падения. — Неужели тебе не под силу небольшая прогулка в горах?
— А что здесь удивительного? Нельзя же столько лет жить в роскоши и праздности и при этом оставаться в форме.
— Да, ты прав, как это ни печально. Вот тебе урок на будущее.
Ветер усилился; вниз по склонам несся стремительный поток. О'Лири поплелся дальше. Руки, ноги и губы у него окончательно онемели. Он прошел еще полмили — и остановился для нового совещания.
— Рано или поздно я что-нибудь обязательно обнаружу, — сказал он себе без особой уверенности и принялся растирать замерзшие уши негнущимися пальцами. — След какой-нибудь или брошенный платочек…
П-и-и… П-и-и… П-и-и… Писк раздавался где-то совсем рядом. Лафайет огляделся по сторонам, но ничего не обнаружил.
— Послушай, — громко сказал он. — Хватит того, что я разговариваю сам с собой. Азбука Морзе — это уже слишком.
И он снова потер уши.
П-и-и… П-и-и… П-и-и… — услышал он отчетливо. О'Лири взглянул на свои руки. На среднем пальце сверкал перстень герцога Родольфо. Рубин светился неровным светом: то ярче, то слабее, то ярче, то слабее.
— Ох, — простонал О'Лири. Он осторожно поднес перстень к уху: раздался писк и одновременно рубин вспыхнул ярким светом.
— Раньше он не пищал, — подозрительно заметил Лафайет.
— Ну, а теперь пищит, — решительно ответил он сам себе. — И за этим что-то кроется.
— А что, если это радиолуч, радиомаяк — как на авиалиниях?
— Может быть. Надо проверить.
Он спустился по склону футов на пятьдесят и вновь прислушался.
П-и-и… П-и-и… П-и-и…
— Ага! Значит, я сбился с правильного курса!
Он опять вскарабкался наверх. Теперь перстень издавал непрерывный гудящий звук.
— Ясно, — пробормотал О'Лири. — Только вот куда он меня ведет?
— Какая разница? Только бы не оставаться здесь.
— Верно.
О'Лири двинулся вперед, низко нагнув голову и прижав перстень
Получив откуда-то снизу удар гигантской бейсбольной битой, он перелетел через забор и понесся вперед под крики тысячной толпы и вспышки фейерверка.
7
Кто-то спутал его спину с трамплином или, может быть, ее приняли за персидский ковер и хорошенько выбили стальными прутьями. А у него в животе бригада дорожных рабочих варила гудрон: он до сих пор явственно ощущал, как внутри него надувались и лопались пузыри. Голова служила вместо мяча игрокам в баскетбол, а глаза… Их, видимо, вынули из глазниц, использовали в чемпионате по настольному теннису, а потом грубо запихнули обратно.
— Эй, похоже, он приходит в себя, — раздался чей-то скрипучий голос. В его стонах слышится больше жизни.
— Он полностью в твоем распоряжении, Рой. Дай мне знать, если ему станет хуже.
Послышались шаги, открылась и закрылась дверь. Лафайет приоткрыл один глаз — над ним был перфорированный акустический потолок с лампами дневного света. Стараясь не обращать внимания на гарпун, который кто-то всадил ему в шею, он повернул голову и увидел коренастого человечка с большим носом и веселыми глазами, который участливо смотрел на него.
— Как дела, приятель? — спросил человечек.
— Йокабамп, — только и смог выговорить О'Лири.
Он откинулся на подушку — лампы на потолке закружились у него перед глазами.
— Вот те на! Иностранец, — сказал человечек скрипучим голосом. Извини, Длинный, я не говорить по-венгерски. Ты понимать?
— Видно, вы не Йокабамп, — еле слышно прошептал О'Лири. — Вы просто похожи на него. В этом кошмарном месте все похожи на кого-то еще.
— Так ты все-таки умеешь говорить, приятель! Ну и напугал же ты меня. Я никогда в жизни не терял заказчиков, а сегодня был очень близок к этому. Куда ты так торопился? Не мог даже лифта дождаться!
Маленький человечек отер пот со лба красным шелковым платком, на котором зелеными нитками были вышиты его инициалы.
Лафайет обвел комнату глазами: стены из слоновой кости, выложенный плитками пол. Из решетки над дверью доносится приглушенное гудение кондиционера.
— Что со мной случилось? — Он сделал попытку сесть.
— Не волнуйся. Длинный, — успокоил его человечек. — Врач сказал, что с тобой все в порядке — небольшая встряска, только и всего.
— У меня в голове… все смешалось, — прошептал О'Лири. — Я, кажется, упал в шахту лифта… прямо из чащи леса.