Укротители моря
Шрифт:
Кидд был буквально сражен блеском драгоценных камней адмиральской звезды, золотым шитьем адмиральского сюртука, темно-красным поясом. От такого великолепия становилось даже жутко, однако благородная седина Вэндепута, его обходительность невольно располагали к нему.
– Наша главная забота – охрана этого торгового пути. Я полагаю, что нас будут беспокоить не столько французские военные суда, сколько чертовы пираты или приватиры, лишь испытывающие мое терпение. Так вот, я не хочу, чтобы вы упускали из виду одно обстоятельство. Мы флот, поэтому я требую, чтобы все корабли под моим командованием действовали вместе и согласованно.
Недоуменно-тревожный шум прошелестел над столом: все заметили флагманский щегольской порядок и поняли: жизнь для младших офицеров явно будет не из легких.
– Мы будем действовать в море как одно целое – при всяком удобном случае. Я снабжу вас моими сигнальными инструкциями, особое внимание будет уделено согласованности в маневрах. Мой первый лейтенант с радостью ответит на все ваши последующие вопросы. Желаю, чтобы ваше назначение в североамериканскую эскадру оказалось для вас, джентльмены, добрым знаком, и прошу вас отдать должное нашему гостеприимству.
Гул разговора снова поднялся, как только двери в каюту распахнулись и стали подавать на стол различные блюда. Кидд уже собирался отведать маринованных креветок, когда рослый офицер, сидевший рядом с ним, привстал над огромным подносом, как только с него была снята крышка.
– Ага! Да ведь это жареная треска. Она способна удовлетворить любой аппетит. Не хотите ли отведать, сэр?
Рыба была превосходной: маслянистые тушки, нежное белое мясо. Кидд забыл обо всем, пока офицер не представился сам:
– Робертсон, второй лейтенант с «Желудя». Чертовски изысканная кухня у адмирала, не так ли?
– Кидд, пятый лейт с «Крепкого», – Томас чуть помедлил, однако внимание Робертсона было целиком приковано к рыбе, которая буквально исчезала на глазах с его тарелки.
– «Желудь» с девятифунтовыми пушками, стоящий неподалеку отсюда?
– Именно так, – отозвался Робертсон. – Не попробуете ли перед главным блюдом куриный пирог? У старины Джорджа всегда подают мясо карибу. Следует отдать ему должное, все кушанья – просто объеденье.
– Можно мне помочь вам? – заметив, что рыбы больше нет, и вспомнив о своих вежливых манерах, Кидд был доволен тем, что вовремя помог положить на тарелку соседу внушительного размера кусок холодного куриного пирога. Рейнское удивительно подходило по вкусу к холодным блюдам, под его влиянием Кидд разговорился.
– Ого, фрегат с девятифунтовыми пушками. Нелегкая, наверное, у вас жизнь.
– Да, нелегко, – пробормотал Робертсон с набитым курицей ртом, – но получше, чем на линейном корабле.
– А почему?
– Призовые деньги, конечно. Старина Джордж не дурак, он вечно посылает нас то туда, то сюда, гоняясь за всем тем, что, по милости Божьей, плывет прямо к нам в руки: французские, испанские, португальские, даже американские, если только можно доказать, что судно перевозит груз для неприятеля. Если же весь груз конфискуется для разбирательства в суде, тогда делишься со всеми.
Слухи о блюде с карибу оказались верными, в сочетании с прекрасным марго [10] жареное мясо с нежным вкусом, необычным для мяса дикого животного, почти таяло во рту. Кидд, насытившись, откинулся назад. Ренци вертел в руках грудь цесарки, увлекшись серьезным разговором с офицером, явно старше его и с умным выразительным
10
Марго – сорт красного вина.
Кидд посмотрел на адмирала. Тот добродушно о чем-то беседовал с напряженным офицером, сидевшим слева от него. Томас удивился про себя, каким образом он очутился в таком избранном кругу.
– Давайте выпьем, сэр, вместе с вами! – вдруг предложил офицер напротив него, не отличавшийся до сих пор многословностью.
Кидд поднял свой бокал и сказал тост:
– Пусть наши карманы будут полны призовыми деньгами!
Все вокруг него замерли.
– Все это прекрасно сэр, но, пока мы пребываем в праздном благодушии, другие проливают свою кровь, одерживая вместо нас победы. Разве можно добиться какой-либо почести, бросив якоря в спокойной гавани? Подобного добиваются только в честной кровавой битве, – офицер поднял бокал, хмуро рассматривая вино на свету. – Представьте себе, нас перевели сюда из Средиземноморья в прошлом году, по пути мы выбросили десант в Ирландии, а у нас дома, как я слышал, Питт подтвердил развал коалиции, и теперь с нами нет никого. Мы остались в одиночестве. Что может быть хуже нынешнего положения? Я даже не знаю.
Кидд ответил решительно:
– Я плавал в Карибском море и скажу вам начистоту: там мы отнимали у французов один остров за другим, и теперь нам принадлежит Испанский Мейн [11] . Вы представляете? Лягушатники загнаны в угол, они закупорены в Европе, словно в бутылке. За Королевский военно-морской флот, в руках у которого находятся ключи от морских просторов!
От выпитого вина Кидд разгорячился, однако он считал, что нисколько не уронил себя в глазах собравшихся здесь офицеров.
11
Испанский Мейн, или испанский материк – находится в районе Карибского моря.
Тонко улыбнувшись, офицер поставил бокал на стол.
– Не знаю, где вы находились последние полгода, вы даже не удосужились заметить, куда метит французская директория, которая плетет самые коварные интриги, опираясь на оружие. Сейчас директория лелеет планы покорения или подчинения всего цивилизованного мира. Она ведет себя заносчиво, ей дела нет до ее противников, потому что в каждом сражении французы одерживают победу. Своими распоряжениями она поставила на колени целые народы, и ради чего? Побежденные страны унижены и растоптаны, а тем временем незаметно подрастает очень талантливый полководец, Бонапарт, который, кажется, готов покорить весь мир! Поверьте моему слову, еще до конца года французы преподнесут нам такое, от чего мы все ахнем!
Он откинулся на спинку своего стула и отхлебнул глоток вина, неодобрительно поглядывая в сторону Кидда. Не торопясь, Кидд повернулся к Робертсону, который увлеченно накладывал себе на тарелку куски очередного кушанья.
– Зоб, не попробуете ли? – пробормотал он, предлагая блюдо.
Кидд взял кусочек, подыскивая в уме какое-нибудь любезное выражение.
– То-то удивятся американцы, если мы потерпим неудачу в схватке с французами, – проговорил он, сам не зная зачем.
Робертсон приподнял брови.