Улеб Твердая Рука(др. изд)
Шрифт:
— Я еще думаю.
— Нет, отец, я не стану подвергать тебя…
— Не перечь, скажи лучше, зачем связался с родственником нечестивого Калокира?
— Не понимаю, о чем ты?
— Не хитри со мной, сынок, — глухо сказал старец. — Блекнет твой помысел в союзе с одним из их рода. Для чего тебе пачкаться прикосновением к склоке господ? Я хоть и неможный годами, а не слепой. Вижу, что оба они единоутробны, оба две капли воды и лицом и телом. Хоть и одет твой поскромней Калокира. Жаль мне, что во имя спасения своей девы ты прибегнул к его содействию.
Велко уразумел заблуждение собеседника, рассмеялся:
— Успокойся, добрый человек. Лис не родня Калокиру. Внешнее сходство их действительно поражает без меры. Только Калокир — негодяй, Лис же друг моего побратима.
— Нехорошо, значит, вышло. Согрешил я, думаючи так о человеке. Ты уж, сынок, не рассказывай ему, если вернется.
— Лис вернется, я верю.
Велко встал и отвернулся от костра, жадно вглядываясь туда, где еще различалась в сиреневых сумерках кривая утоптанная дорога, петлявшая от укрепления на холме до ближних пастбищ, разделенных темной рощицей, в которой спрятаны были верные кони и оружие.
Юноша не ошибся в своих ожиданиях. Едва ночь опустилась на землю, послышались торопливые шаги. Лис почти бежал, постукивая палкой.
— На колени, булгарин! — издали крикнул он и захихикал, завидев юношу в свете костра. — Я несу прекрасные вести!
— О Лис! — Велко бросился обнимать его. — Она в безопасности? Ты видел ее?
— Дай отдышаться и жажду утолить. — С притворным ворчанием Лис отстранил Велко и, приняв из рук старика миску с водой, сделал несколько больших глотков, утер губы, возбужденно поглядывая то на юношу, то на пастуха, сидевшего с крайне заинтересованным видом.
— Отвечай же! — Велко нетерпеливо тормошил его. — Где она?
— Жива и здорова твоя милая, трепещет небось, ожидаючи скорой встречи с ненаглядным. Тебе нужна Мария — ты ее получишь, строптивую затворницу дината. Мне же нужен сам динат, да только не повезло мне, нет его тут, нету. — Лис огорченно шлепнул себя по ляжке. — Опять упустил я лютого врага.
— Могу ли я в чем понадобиться? — послышался голос пастуха.
Лис глянул на старца и сказал:
— Сейчас мы уйдем оба, но, возможно, поутру снова заявимся. Уже втроем. Заготовь нам харчи в долгий путь, если можешь. А сам язык проглоти, пока не простынет наш след.
— Не беспокойся, — сказал пастух, — мы с теми, кто против наших притеснителей, чтоб им пропасть, господам ненасытным! — И он затряс седой головой, забормотал что-то невнятное, то ли проклятие, то ли молитву.
В роще, где были их лошади, Лис и Велко сменили пастушьи рубахи на воинскую одежду. Затем двинулись в сторону кастрона, придерживаясь полоски редкого кустарника.
Осторожно и осмотрительно ковыляя впереди, Лис тихонько бросил спутнику через плечо:
— Времени нет порассказать тебе все подробно, да и нужды в том тоже нет. Дева будет с тобой, положись на меня, не зря я истратил три страшных дня в гнездовище Калокира.
Они добрались до стожка сена на краю поля, что доставало своим краем до самого берега крошечного и вытянутого озера. Взошла луна, и свет ее засеребрился на полоске воды у подножия холма, на котором возвышалось спящее укрепление феодала. Словно страж на часах, изредка окликала кого-то выпь. А уж где-то за множеством стадий и верст вечерняя заря сплетала объятия с утренней.
— Что еще удалось узнать тебе, Лис?
— Калокир далеко, он отправился к печенегам с подачкой Палатия.
— Что же мешкаем? Поспешим к ней!
Лис удержал Велко за руку, сердито молвил:
— Тсс!.. Сядь! Так, горячий, недолго испортить все мои хлопоты. Сказано: жди, значит, жди. Мне видней, коли взялся тебе помогать. — Он настороженно высунул нос из стожка, задержался взглядом на запертых воротах кастрона и, успокоившись, нырнул обратно в душистое сено. — Зорька твоя ясная, голубка… А ведь, булгарин, дружку твою динат перед отъездом из заточения выпустил. Сказывают, и впрямь голубкой заворковала с ним всем на удивление.
— Что? Повтори, что сказал!
— Сказал, что слышал. Калокир будто бы побожился ей братца вызволить из каганского плена. Для того, дескать, и снарядил корабли в Степь. Вот она и помягчела, недотрога.
— Лис! Убью тебя!
— Стой! Да она ж тебя, неистовый, одного-то и любит пуще жизни! Как услышала про тебя — залилась слезами, дуреха, от радости. Потерпи еще малость, доставят ее тебе прямо в руки. И крови-то лить не придется. А кто позаботился? Я.
Внезапный порыв ветерка прошелестел травой, словно оповещал о близком рассвете. Но, как ни коротка летняя ночь, она еще не уступила землю свету. Еще не пробудились птицы, и сон людской в этот час особенно крепок. Тишина.
Но что это? Безмолвие уходящей ночи нарушил вкрадчивый лязг отодвигаемых запоров. Две тени пробирались вдоль стены. Спустились к подножию холма, исчезли, словно погрузились в воду. Вот крошечный плот с едва уловимыми всплесками пересек рябь лунной дорожки.
Лис жестом велел юноше оставаться на месте, сам поспешил к плоту. Велко видел, как Лис не то пожал обе руки приземистому оглядывающемуся человеку, не то сунул ему что-то, после чего последний кинулся наутек и мигом растворился в сумраке.
Лис бежал с девушкой по тропинке через пастбище к роще, размахивал руками, приглашая юношу следовать за ними.
Беглянка путалась в полах длинного тяжелого хитона с чужого плеча, глаза ее закрыты, прерывистое дыхание срывалось с уст, и даже в темноте была различима мертвенная бледность девичьего лица. Поравнявшись с любимой, Велко поймал трепетную и прохладную ее руку.
— Мария!..
— О ладо, долгожданный мой, я чуть жива…
Развесистые кроны деревьев роняли глубокую тень, укрывшую их. Расступились каштаны, открывая полянку, и призывно заржали застоявшиеся кони, почуяв людей.