Улеб Твердая Рука(др. изд)
Шрифт:
Мужчина в кольчуге приблизился к нашим героям и, узнав среди них Лиса, обратился к нему низким, спокойным голосом смелого человека:
— Ты не обманул меня. Твердая Рука здесь, с тобой. Всякий, кто видел его на арене днем, признает и ночью. Он согласен с моим условием?
— О да, — быстро ответил Лис.
— Хорошо, — сказал Птолемей, ибо это был именно он, и вынул из-за широкого пояса длинный, как чулок, кошель, протянул Лису. — Получай сполна, как договорились. — Купец еще раз оглядел всех троих, спросил: — Где женщина?
— Ее нет и не будет, — хихикнул Лис, тщательно пряча деньги за пазуху, — сбежала еще днем, чтобы поспеть в храм к вечерне.
— Хорошо, — усмехнулся Птолемей и обернулся к моряку: — Ты слышал, Андрей, женщины не будет на корабле, не забудь сразу же порадовать этой вестью своих головорезов. Оставь лук и подай запись.
Моряк опустил лук, принес с плотика тонкую деревянную пластину, на которой были вырезаны слова соглашения. Приняв дощечку из рук телохранителя, Птолемей передал ее Улебу вместе с кинжалом.
— Поставь свое имя при всех, — сказал он, — режь на ощупь в правом углу.
Улеб резко повернулся к Лису и, с трудом сдерживая негодование, спросил по-росски:
— Что это значит, Лис? Снова загадка? Может быть, лучше мне сесть на Жара, Велко — на твою кобылу, а тебя вместе с этими наглецами уложить навеки? Что за награду он дал тебе? С какой стати?
— Все правильно, златоустый, таков был наш уговор с купцом, — заикаясь, пояснил Лис. — То заручная запись. Ты сам согласился мечом сберегать его в пути. За это и выдал он золото. Договор был — платить загодя. Я так рассудил: нам с булгарином оно нужней на чужбине-то, ты же, Твердая Рука, вернешься на родину.
— Я о золоте не слыхал от тебя, — рассерчал на Лиса и Велко, — а коль был у вас такой уговор, сейчас же отдай его Улебу.
— Мне все ясно, — прервал его Улеб, — мудрый Лис прав, как всегда. Ничего мне не нужно, хочу скорее на корабль. — Он высек свое имя на доске, вернул ее невозмутимому Птолемею, обратился к нему по-эллински: — Я Улеб, росс по прозвищу Твердая Рука, готов защищать твою жизнь и товары от разбоя в море до тех пор, пока не высадишь меня далеко от своей страны в месте, которое я укажу тебе. Клянусь, не нарушу запись!
— Хорошо, — сказал достойный купец.
И они ударили по рукам.
Улеб еще раз сердечно распрощался с Велко, Жаром и Лисом, прежде чем ступил на плот, который под тяжестью уже троих, плохо повинуясь веслу в руках Андрея, не скоро доставил его на корабль.
Когда наконец плотик стукнулся о высокий борт судна и все трое вскарабкались на него по узловатой веревке, купец сразу же распорядился зажечь сигнальные огни и поднять парус. Птолемей был не только храбр, но и предусмотрителен, ибо корабль находился за пределами бухты Золотого Рога, выход из которой перегораживался на ночь гигантской цепью.
Парус бессилен в безветрии. Гребцы налегли на весла.
Плыл корабль. В блеклом свете луны вырисовывались зубчатые очертания удалявшихся укреплений византийской столицы. И чудился Улебу топот копыт его огненного Жара, уносящего в седле вольного Велко, и слышался серебристый голосок прелестной смуглянки Кифы, молившей в отчаянии: «Верни-и-ись!..» И виделись юному просторы отцовской земли за печенежской степью.
Плыл корабль. Улеб стоял на его носу, презирая сон спящих на палубе воинов-наемников, подчиненных ему, он смотрел вперед и тихо запел с детства памятную песню уличей.
Славный сын коваля, честный и сильный, не знавший руки, способной свалить его, в эти благодатные минуты он не мог и предположить, какой страшный удар поджидал его впереди.
Плыл корабль. Плыл далеко и долго, ибо крепки мускулы гребцов, а ночь велика. Как забрезжил рассвет за спиной, дунул ветер попутный, наполнился парус, украшенный каким-то таинственным знаком, и запенились барашки в море. Улеб видит: красив и надежен парусник Птолемея, не остановить его никаким бурям. Бока высокие, выпуклые, в три цвета крашенные, впереди, на носу, два обитых железом кола торчат, один ниже другого.
Только Улеб недолго любовался кораблем. Взгляд все больше тянулся к берегу. И чем дальше и пристальней всматривался он, тем ощутимее вытеснялась из груди радость нараставшей тревогой. С восходом солнца оросился юноша к купцу:
— Эй, куда мы плывем? В Рось-страну? Почему солнце сзади?
— В город Рос. А страна там норманнская.
Птолемей был все в той же кольчуге, с кинжалом на тонком ремне возле пояса, нос орлиный, глаза мудреца, строен, легок походкой, руки скрещены, на обветренном, темном лице глубокие складки морщин. Он не мог понять, отчего побледнел Твердая Рука, гордость и глава его охраны.
— Ты плывешь в Рось-страну, к моей родине! — крикнул юноша как безумный. — Мы должны в Рось-страну! На восток! Там другие берега! Поворачивай! Я сойду на землю печенегов! Нет?! Ты меня обманул! Умри, мошенник! — Улеб метнулся к изумленному купцу с кулаками и, вероятно, убил бы того на месте, но споткнулся, будто подкосило стойкого жуткое прозрение, и тотчас же навалились на него все, кто был на палубе.
Птолемей смотрел, вытаращив глаза, на барахтавшуюся груду тел, слышал стоны и вопли тех, кого Улеб калечил в безудержном гневе. Но все же десятки рук сумели опутать его канатом и привязать к мачте.
— Мне нужно на восток! Мне нужно к морю Русскому! — срывалось вместе с тяжелым дыханием с окровавленных губ Улеба. — Мне нужно в наше море!
— Помилуй, я не скрывал, а ты знал, что уплываем в другую сторону! — с искренним недоумением воскликнул Птолемей. — Вот запись, там имя твое! Постой, постой… кажется, я начинаю понимать… Нет, Твердая Рука, не я тебя обманул. Рось-страна… Рос… Конечно! Знай же, сначала плывем мы к пустынным берегам Кордовского халифата, где, думал я, собирался ты нас покинуть. Потом достигнем океана, а там мимо франков и саксов, через Северное море к норманнам в Роксильде. Этот торговый город мы, купцы, меж собой называем коротко — Рос. Так и сказал я подосланному тобой человеку: «Плыву в Рос». Клянусь, нет моей вины пред тобою.