Улей 2
Шрифт:
— Я думаю, можешь, если захочешь.
Старуха мнет губы, пристально вглядываясь в решительное лицо Адама. Вздыхает, опуская глаза на свои скрученные дрожащие кисти.
— Нужна какая-то вещь, принадлежащая нашему Кощею.
Титов с довольной улыбкой протягивает ей портсигар.
Едва коснувшись серебряного футляра кончиками пальцев, Мария Иосифовна содрогается. Прикрывая глаза, крепче сжимает металл,
— Двойная игра. Преступные махинации. Крупные хищения государственного имущества, — речь переходит в сбивчивое свистящее дыхание. Скрученные пальцы замирают и резко раскрываются веером, дрожа от напряжения. Портсигар падает на деревянный пол, а старуха сипло выдыхает, впиваясь в лицо непризнанного внука блеклыми глазами. — Альтамира. В пятнах крови.
Затолкав ненужные папки назад в сейф, Титов прижимает дверцу, не доходя до финального щелчка, и вешает на место картину.
Гудящую тишину прорывает неразборчивое бормотание, с первого взгляда больше похожее на сердитую брань.
Сместив позицию, Адам наклоняется и зависает над лицом мэра. Тот, продолжая сонно излагать свое недовольство, заходится в отрывистом кашле. Первая леди морщится и пихает супруга локтем в бок.
Матрас тихонько поскрипывает, когда мэр переворачивается на бок. Тишина возобновляется.
На обратном пути, перед самым забором, забавы ради, с идеальным расчетом бросает камешек в одно из окон на нижнем этаже. Вой сигнализации разносится по округе, пока живущий адреналином Титов подтягивается и, взлетая по выступающей каменой кладке, молниеносно перемахивает внушительное ограждение.
Короткой пробежкой к черной Ямахе. Рев мотора, свистящий писк моторезины. Срывается с места и растворяется в темноте, оставляя за собой легкую дымку.
Глава 25
Мягкая рассветная пыль крадется в высокие окна, прорезая лучами света погруженную в темноту квартиру.
Адам стягивает куртку. Тяжело вздыхая, опускает широкие плечи, округляя спину. На ходу растирает ладонью воспаленные от регулярного недосыпа глаза.
Ненадолго останавливаясь, прислушивается к тишине, пытаясь поймать своим настроением царящее здесь умиротворение.
Слабо получается.
Нет, не получается вообще.
Сердце бьет по ребрам. Адреналин долбит мозг учащенным пульсом. Нервные волокна скручиваются в тугие узлы.
Нетерпеливо двигается дальше. Сглатывая, входит в гостевую комнату.
Перестает дышать.
Многие считают его бессердечным ублюдком. Только это глупейшее заблуждение. У Титова есть сердце. Внутри него живет любовь, живет боль.
Кровавое месиво под плотным панцирем.
Переводя дыхание, подходит к широкой кровати. Смотрит на спящую девушку, в очередной раз поражаясь тому факту, что она вызывает в нем столь объемные чувства.
Половину лица Евы закрывают волосы, а одеяло доходит до самого подбородка. Ей постоянно холодно и все время хочется спать. Врачи сказали, это пройдет, как только ее тело достаточно окрепнет. Вот только, когда же наступит
«Эва…»
Она так близко. Ему бы знать, что это надолго. Может быть… навсегда?
Мурашки волнами сбегают по его коже.
Глубокий вдох резко наполняет легкие кислородом, вызывая головокружение. Выдыхая, не сопротивляется бурлению мыслей, которые буквально вскрывают ему черепную коробку.
Это так сложно принять…
Ева все забыла. Она его забыла. Похоронила вместе с тем прошлым, которое причиняло ей страдания. Видимо, он все-таки чересчур эгоистичный ублюдок, потому что осознание этого ранит больнее всего на свете.
«Как ты могла, Ева?»
«Это же я…»
Опасаясь того, что нервы в один миг сдадут, и эти вопросы полезут наружу, нарушая иллюзию мнимого равновесия, большую часть времени Титов игнорирует Исаеву. Скидывая заботу о ней на отца и прислугу.
— Такое случается, Адам. Учитывая все, что она пережила. Ее мозг отгородился от событий, которые его травмировали.
— Она не помнит меня.
— Она не помнит ничего.
— Я не был травмирующим событием… — осекается. — Черт возьми…
Конечно, был. И он это понимает.
— Воспоминания могут начать возвращаться уже завтра.
Могут. Ключевое слово. Доктор не озвучивает того, что в некоторых случаях память не возвращается. Никогда.
Он продолжает говорить спокойным деловым тоном.
— Как правило, в хронологическом порядке, начиная с самых давних. Толчками могут послужить различные факторы. Визуальные, слуховые, сенсорные…
И только в конце этот чудо-лекарь добавляет, сминая звуки до неразборчивого бормотания.
— Воспоминания о последних событиях, предшествовавших амнезии, зачастую не возвращаются никогда.
К вечеру первого дня у Евы случилась истерика. В глазах и голосе девушки читался неподдельный страх. Абсолютная паника. Она плакала и плакала. Беспрестанно спрашивала, что случилось. Задавала вопросы, на которые Адам не знал ответов. Он попросту не был готов к подобному.
— Что-то здесь не так… — заикаясь, прерывисто бормотала она. — Неправильно… Почему я не помню, хотя бы, кто я? Что случилось? Как это произошло? Из-за чего?.. Мне страшно! Я не уверена, могу ли я кому-нибудь доверять…
— Ты можешь доверять мне.
Размазывая слезы по щекам, она наклоняется ближе. Тихо шепчет, неосознанно привлекая его внимание к припухшим малиновым губам.
— Я чувствую себя очень странно.