Улей 2
Шрифт:
— Не обещай! Все твои обещания просто ложь. Вы с папой постоянно меня обманываете!
Волна страха заставляет сжаться и попытаться стать невидимой. Запах душицы режет ноздри и тяжелым осадком заполняет легкие.
— Выпусти меня, папа! Пожалуйста! Открой эту дверь! Я прошу тебя. Папочка… Мама!
Невидимая тень дышит ей в затылок, щекоча дыханием кожу. Мурашки расходятся по коже. Ева оборачивается, надеясь и, в то же время, опасаясь поймать своего мучителя в плен зрительного
— Папа!
Подбегая к двери, врезается в нее со всей силы. Колотит кулаками, пока физическая боль не становится непереносимой.
Съезжая на пол, резко хватает воздух. Грудная клетка поднимается и опадает, но легкие, словно потеряв свою целостность, отказываются наполняться.
Не хватает кислорода. Не хватает. Не хватает…
Мозг охватывает паника. Не осознавая, что делает себе только хуже, девочка пытается закричать и теряет сознание.
Темнота. Тишина. Относительное умиротворение.
Гомон светской толпы. Духота, охватывающая тело с головы до кончиков пальцев.
— Моя мама говорит, что я принц, — заявляет Никита, поднося руку к отполированному деревянному макету парусного корабля.
— Принц? Какой еще принц? — возмущенно фыркает Ева, грубо хлопая его по руке и бережно отодвигая парусник. — Мы даже живем не в королевстве!
— Я — принц, — обиженно настаивает мальчик.
Он старше и выше нее, но не решается дать сдачи.
— Лягушачий принц, — прыскает смехом девочка. — А мама твоя — настоящая жаба! Холодная и противная!
Вихрь злого удовольствия щекочет Еву изнутри. Зажмуриваясь, она не прекращает смеяться, пока кто-то не дергает ее, едва не вырвав из плечевого сустава руку.
— Дрянная девчонка, — сердито шипит Ирина Круглова. — Только посмей хоть словом обмолвиться о том, что видела…
— А вы не смейте на меня кричать! Конечно, вам не хочется, чтобы все узнали о том, что с вами делал мэр… Это мерзко и гадко, — выдыхает с содроганием.
Обнаженные тела, застигнутые ею посреди непонятного процесса в одной из спален в разгар торжественного банкета, все еще застилают ее взгляд.
— Закрой свой рот, девочка!
Ева сжимает кулаки, отступая назад. Заставляет себя молчать. Как только суета эмоций укладывается в правильной последовательности, она замечает напряжение и страх в глазах Кругловой.
— Я никому не расскажу, — произносит она спокойнее.
Улыбается, распознавая мелькнувшее на лице женщины облегчение. И следующими же словами разрушает мнимое перемирие.
— Если вы выполните одну мою просьбу.
— И думать об этом не смей! Я не собираюсь,
Ирина Петровна резкими движениями разглаживает бордовую юбку, а девочка дает ей на это время, невинно покачивая широким подолом своего нежно-лилового платья.
Когда их взгляды снова встречаются, лицо Евы становится не по возрасту серьезным.
— Что тебе нужно?
— Чтобы вы прилюдно унизили жену мэра.
— Катерину? Зачем тебе это?
— Она мне не нравится.
— Ах ты… Гнусная дрянь! Далеко пойдешь.
— Обязательно, — улыбается Ева.
Она умалчивает, что неделю назад застала Катерину за поцелуями с отцом. Пыталась убедить себя в том, что это был дружеский порыв, пока не увидела сегодня тот же напор в лобызаниях Кругловой с мэром.
Теперь она не сомневалась: это что-то постыдное и запретное. Об этом Еве, как и о многом другом, придется молчать вечно. Но молчание — не значит отсутствие наказания.
Толчок. Колебание воздуха.
— Глядите-ка, морская принцесса! Черная барракуда!
Ева не терпит подобного обращения.
— Заткни свой поганый рот, ничтожество!
Толкает парнишку на землю. Бьет везде, куда попадает. Без разбора. Не замечая боли в костяшках, колотит, что есть силы. Входит во вкус, чувствуя, как затасканные переживания, обиды и страхи тонут в жгучем вареве агрессии. Обманчивое наслаждение своим превосходством и нездоровая смелость протаптывают внутри нее дорожки. К которым она готова возвращаться, следовать ими снова и снова, лишь бы избегать тех дорог, которые причиняют страдания.
Бросок. Перемотка. Накрывающая душу темнота.
Подпирая спиной дверь, Ева не замечает того, как трясутся ее ноги, пока не падает на пол. Поджимая руки к губам, шепотом молится о том, чтобы ее голова взорвалась от изобилия звучавших в ней мыслей.
В окно спальни, играя тенями, заглядывает луна. Одна из неровных темных полос ложится на лицо девочки. У нее не осталось сил, чтобы кричать. Шумно дыша, Ева закрывает глаза, позволяя своему сознанию дорисовывать то, чего на самом деле не существует в природе.
Представляет, как разлетается на куски окно. Человек, естественно, супергерой, запрыгивает в комнату. Вручает ей огромный защитный плащ, в котором можно летать, и забирает ее с собой.
Далеко-далеко. На другой конец света.
Там у нее будет другое имя. И новое обличие.
Далеко-далеко.
[1] Роберт Шуман — немецкий композитор.
Глава 23