Улей
Шрифт:
14
— Ева! — восклицает Никита Круглов. — Очень рад тебя видеть!
Выражает такой эмоциональный восторг, словно и правда не подозревал, что Ева будет сопровождать родителей на этом пафосном мероприятии по случаю дня рождения отцовского бизнес-партнера. Ей хочется закатить глаза и выплеснуть на Никитоса немалую дозу своего сарказма. Но она мысленно отдергивает себя и широко улыбается.
— Какая встреча! — подыгрывает ему.
— Сколько мы не виделись?
Павел Алексеевич бегло оценивает встречу дочери с сыном старого друга и довольно смеется. У Евы сводит скулы от фальши и лицемерия, которыми пропитан этот пластмассовый звук.
— Непозволительно долго в ваши годы, — на правах главного встревает отец и важно похлопывает Никитоса по плечу. — И с вашими возможностями. Я сколько раз предлагал Еве: проведай Никиту в Кембридже, но, увы… Никита, я рад, что твоя учеба благополучно завершилась. Теперь уж точно часто станете видеться. Может, ты повлияешь на сознательность Евы?
Смотрит на дочь с условной приязнью и любовью, а ей блевать хочется от одного слова «Кембридж». Помешанный на всемирном превосходстве, отец упоминает сына своих друзей и то, как много он достиг в свои годы, едва ли не ежедневно. Ева научилась отключаться от полосы этих новостей, но мозг успешно реагирует на раздражитель «Кембридж», выхватывая его из обильного потока укоризненных фраз.
— Пора задуматься о том, чтобы в дальнейшем объединить ресурсы наших семей.
— И я о том же! — с энтузиазмом подхватывает Виталий Иванович, отец Никиты.
«Я лучше сдохну!»
Никите нравится слушать хвалебные речи Исаева. Он напыщенно улыбается, и при этом умудряется непристойно изучать Еву.
— Ты стала еще красивей, — благосклонно заключает Никитос, нисколько не смущаясь присутствием своих и ее родителей.
Девушка сухо кивает в знак благодарности и улыбается.
— Ты тоже, — лицемерит она.
Ощущая сумасшедший стук пульса в висках, старается дышать размеренно и глубоко.
— Детка, а что с рукой? — всполошившись, спрашивает мать Никиты, и все, как по команде, врезаются взглядами в прикрытый белой шалью гипс.
— Неудачно упала на тренировках.
— А что, можно упасть удачно? — смеется Никитос.
— Представь себе, — холодно отрезает Ева. Сглатывает, и добавляет менее резко. — Если правильно сгруппироваться, то возможно избежать многих травм.
— Ты все еще занимаешься каратэ? — хлопая наращенными ресницами, искренне недоумевает Ирина Петровна и тут же переключается на Исаева. — Павел, ты, помнится, был яро против этого…
Отец отпивает из своего бокала красное вино и, выказывая недовольство, привычно мнет полные губы.
— Не то, чтобы яро… В таком случае, Ева бы и одного дня там не была. Но да… Эта затея никогда мне не нравилась, — скользит по лицу дочери небрежным взглядом,
— Мы хотим, чтобы Ева выросла сильной личностью, — вмешивается Ольга Владимировна, мягко прижимая теплую ладонь к локтевому изгибу дочери. — Поэтому даем ей свободу выбора. Она набивает шишки, но решения принимает самостоятельно.
Девушка поворачивает лицо и отвечает на участливость матери вымученной улыбкой.
— Спасибо, мама, — сдержанно благодарит она, хотя и понимает, что мать, перекручивая действительность, в первую очередь защищает честь семьи, нежели ее личные интересы.
— Ева — молодец, — надменно хмыкает Круглов-старший и привычно поглаживает короткие аккуратные усы. — Она умеет жить для себя.
Девушке хочется его ударить. Она чувствует, как со всех сторон ее зажимают в тугие рамки. Ощущает на своих усталых плечах груз такого давления, что в одно мгновение ей кажется, будто у нее реально переломится позвоночник.
Смотрит на Кругловых, на мать с отцом, и поражается тому долбанному фальшивому идеализму, который они навязчиво демонстрируют, как ячейки общества. Только при этом замечает эмоциональную усталость, проявляющуюся в углубившихся морщинках матери. Видит в Ирине Петровне гордую, но патологически несчастливую женщину. Виталия Ивановича воспринимает никчемной пустой оболочкой, способной принимать требуемые ситуацией формы. Никиту — испорченным и высокомерным дебилом.
«Да простит меня Антон Эдуардович за нелицензированную постановку диагноза».
Но, самое страшное, в собственном отце уже много лет видит ослепшего безумного карателя. Властного и жестокого социопата.
Комок нервов сдавливает горло Евы, и она отворачивается, стараясь отгородиться от негативных эмоций. Бесцельно бегает глазами по чванливому панству и застывает.
Воспроизведение ее монохромной жизни останавливается, едва она встречается взглядом с Адамом. Люди вокруг превращаются в безликие пятна. Только пол под ногами продолжает вращаться, вызывая у нее странное головокружение.
Титов заговорщицки подмигивает Еве и откровенно ее оценивает.
Белое волнообразное платье, доходящее до середины ее бедер, создает непривычно нежный и невинный силуэт. Волосы, сплетенные в пышную причудливую косу, наконец-то, смотрятся превосходно. А минимум макияжа на лице подчеркивает юный возраст девушки.
Незнакомая версия дикарки Евы. Оригинальный чертеж четы Исаевых.
К собственному изумлению, Адам покупается на эту визуализацию. Его тело неуловимо раскачивается, будто на судне в призрачный штиль. А желудок, от незнакомого нервного волнения, скручивается в сотни морских узлов.