Улей
Шрифт:
— Страшно! Дышать без тебя не мог, Эва.
— Тогда вдыхай поглубже, Адам. С запасом.
— А то ты собираешься исчезнуть…
— Все может быть.
Улыбаются друг другу с тенью сарказма, и все же проскальзывает между ними необъяснимая теплота. Отчего-то эта противоречивая война греет их испорченные души.
— Не понимаю, чего вы так лыбитесь? — ехидно спрашивает Ромка. — Вы же ненавидите друг друга.
Адам презрительно фыркает, а Ева и вовсе отворачивается.
Вокруг повисает неестественная тишина. Весть о том, что Лиза, в ночь после их первой совместной
В конце концов, плохие они или хорошие, возможно других у нее уже не будет.
Скользнув по аудитории скучающим взглядом, Ева отмечает, что Реутов тоже отсутствует. И ей вовсе не надо думать о том, что он сейчас чувствует. Но она заставляет себя впустить в свою изворотливую душу и эти переживания.
«Дети — это плохо.
Они слабые. Они внушаемые. Они управляемые. Они зависимые. Они сложные. Они капризные. Они жестокие.
Человечеству лучше вообще не размножаться.
Хватит тех особей, что населяют планету сейчас.
Давно пора заканчивать с этой эволюцией.
Изжили себя, твари.
Слишком толстыми амбициями обросли. Слишком явными зверями стали».
Решает, что на этом «все». Достаточно. Не собирается больше растрачивать свои внутренние ресурсы на посторонних ей людей.
«Проехали».
Размеренно выдыхает и вдыхает. В некоторой суматохе делает несколько коротких записей в тетрадь. Но нужно признать, что в отношении ее учебы отец оказался прав. Еве совершенно непонятна вся эта механическая ерунда.
— Значит, твой домашний арест закончился? — слышит позади себя низкий голос Титова. — Амнистия за хорошее поведение или исход срока?
Не оборачивается. Не прекращает конспектировать.
— Подмена улик и показаний.
— Административный надзор?
— Присутствует. А что?
— Предлагаю прогуляться по злачным местам. Сможешь что-то придумать?
Исаева поднимает голову и отрывает ручку от тетради, но так и не поворачивается. Долго смотрит вперед, на экспрессивно размахивающего руками преподавателя.
— Смогу. Только не забывай, моя очередь выстраивать события.
— Состыкуем.
19
Вечером встречаются в районе Молдаванки [24] , у дворика под номером двадцать шесть на улице Мясоедовской. Ева прячет озябшие пальцы в карманах объемной куртки и, поддаваясь влиянию колоритной атмосферы района, тихо напевает слова знакомой каждому одесситу песни.
— Есть
24
Молдаванка — легендарное предместье, а позже — историческая часть города Одесса.
— Никак не думал, что ты тяготеешь к подобному репертуару, — сухо комментирует подоспевший Титов.
— Тяготеет дедушка. А я — так, лишь потворствую.
— Ну-ну… — мимоходом хмыкает он. — Пойдем уже.
Адам надвигает шапку ниже и проходит вперед, внутрь дворика. Ева крадется за ним следом. Рассматривает обветшалые оконные ставни, развешанное по двору белье, старую виноградную лозу и цветные лестницы, ведущие прямо к парадным дверям квартир.
— Здесь как будто время остановилось, — завороженно выдыхает она.
— Как будто.
Ускоряя шаг, равняется с Титовым и слегка скашивает взгляд в его сторону.
— Расскажешь мне, почему мы здесь?
Он кивает.
— Я едва не упустил одну важную деталь. Мой отец, то есть человек, которого я всю жизнь считал таковым, никогда не говорил о месте, где он родился и вырос. Я даже не знал — в Одессе ли это произошло. Пока не заглянул в его паспорт.
— Значит, здесь? На Мясоедовской? — спрашивает Ева и задумчиво кивает головой. — Все встает на свои места. Моя мать со Старопортофранковской, недалеко отсюда. Вероятно, они знакомы с детства.
Приставляя палец к губам, Титов крадется в направлении зеленой расшатанной лестнице.
— Сейчас веди себя тихо, Исаева.
Соглашается, но не следует его указаниям. Высокий писк беспощадно рассекает дремотную тишину двора. Шумно разлетаются по сторонам потревоженные скворцы. Лает рвущаяся с цепи псина.
— Что с тобой? — шипит Титов.
— Ко мне кто-то прикоснулся…
Нашарив в кармане смартфон, парень освещает небольшой участок дворика под их ногами и грубо матерится.
— Это всего-навсего коты, — раздраженно поясняет зажмурившейся Еве.
Она открывает один глаз. Затем, медленно, второй. И выдыхает.
— Почему их так много?
— Как маленькая, ей Богу! — раздражается Адам.
— Ой-ой! Прям уж! Хотела бы я видеть тебя в подобной ситуации.
— А ведь я так и знал, что ты все погубишь.
— Знал, и все равно без меня не попытался справиться!
— Мне было скучно, Эва.
— Перестань коверкать мое имя, иначе я за себя не отвечаю!
— А то ты обычно отвечаешь.
Продолжая препираться, едва не сталкиваются лбами. Как вдруг над их головами раздается жуткий скрип и лязг отворяемой двустворчатой двери. Отпрянув друг от друга, поднимают головы вверх и замечают возникшую на лестничной площадке древнюю косматую старуху.
С ружьем в руках.
— Пи*дец, — в унисон выдыхают, уставившись в двуствольное дуло.
— Стоять! Кто такие?
Адам слегка выступает вперед, рефлекторно выставляя перед собой раскрытые ладони.