Ульфила
Шрифт:
Слушал их Валент, храня суровый вид, который так шел к его облику бывалого солдата. На самом деле лихорадочно прикидывал. Если то, что про гуннов говорят, правда, то представляют они страшную угрозу для Империи. Кто нас-то, ромеев, от напасти оборонит? Легионы были – как бы это помягче?.. – «расслаблены». Да и жаль бросать природных римлян прямо в огнедышащую глотку Левиафана.
Высказал эти соображения советникам. Те, как по команде, глаза закатили и запели: сколь обширен ум императорский, какая мысль удачная. Пусть варвары воюют с варварами,
Алавив охотно подтвердил: не сомневайтесь, ваше величество. Нужно – будем стеной. Каменной.
И тут же торговаться начал: как будем мы федераты, добровольные и свободные союзники Рима, то, во-первых, чтоб с нас налоги не брали; во-вторых, чтоб стипендию нам назначили…
Тут уж оба, и император, и вождь готский, в родной стихии оказались. И советчики им не нужны. Обсуждали, деньги считали, по рукам били; потом велели принести карту Дунайских провинций и начали Фракию делить.
Но вот и Фракию поделили. Вроде бы, всем довольны остались. Алавив еще раз клятвенно обещал, что вези будут смирны, как овечки, и никаких грабежей. Ни-ни. Вот и святой отец подтвердит: все мы христиане, одной веры с имперцами.
Святой отец подтвердил.
Валент был на седьмом небе от радости. Услышаны его молитвы. В сей трудный час посланы ему эти союзники, так что их руками сможет одержать над гуннами славную победу, буде те за Дунай сунутся. И вопрос о переправе везеготов на имперские земли был решен положительно.
Алавив на удивление быстро оправился от первого потрясения, непринужденно разгуливал по дворцу, с любопытством разглядывал разные диковины. И с таким достоинством держался, что ромеи даже за его спиной хихикнуть не решались. Вот уж чего не отнимешь у этих мелких варварских князей, так это императорского величия.
И все-таки противны были они ромеям. Всем своим обликом противны – и длинными волосами, и меховой одеждой с ее резким запахом, и голосами громкими, как у разбойников. И что это за манера – проходя мимо статуи, непременно мечом ее зацепить? Не такие уж узкие во дворце коридоры.
Император побыстрее выбрал нескольких своих чиновников (как всегда, самые жуликоватые вперед вылезли) и вместе с готами их к Дунаю отправил для устройства переселения. Вручил также необходимые указы и распоряжения, чтобы быстрее все организовать.
Отбыли.
Отер Валент пот с лица и вновь мыслями к Шапуру повернулся. Слуги во дворце от потрясения оправились, полы вымыли, обглоданные кости из углов выгребли – варвары себя аккуратностью не утруждали, ели, как привыкли, а что ромеи собак у себя не держат, которые бы эти кости грызли, так то не их, варваров, головная боль.
Только-только царедворцы в Антиохии вздохнули с облегчением, как его величеству докладывают: посольство от готов прибыло.
От каких еще готов? Долго меня будут какие-то готы отвлекать, когда царь Шапур наседает?
– Не знаем-с; а только велено доложить, что готы.
Валент едва не завизжал,
– Да были уж, всю мебель перепортили, навоняли, как козлы. Меня, императора, замучили, торгаши проклятые.
– Это другие-с.
Это действительно были другие готы – остроготы Алатея и Сафрака. Им фритигернова затея с переселением во Фракию показалась чрезвычайно удачной. Паннония, как они между собой рассудили, – тоже неплохое место для жизни. А федератами Империи остроготы могут быть не хуже, чем их родичи вези.
Но тут Валент неожиданно проявил непоследовательность и остроготам отказал. Нечего Империю германцами заселять. Или, того хуже, аланами (ибо в Сафраке алана признал и не ошибся).
Может быть, и вези пускать не следовало. Он, Валент, теперь сомневается. И советники его – продажные шкуры. А что до гуннов, так возможно, гуннов Атанарих выдумал, бестия продувная. (Валент все не мог ему простить переговоров на кораблях посреди Реки). Может быть, и вовсе нет никаких гуннов. Раньше-то про них и слыхом не слыхивали.
И прогнал Валент Алатея с Сафраком.
Время для переправы было самое неудачное – весна. После дождей вода в Реке сильно поднялась. Дунай вздулся, нес в себе угрозу. С тоской смотрели на него уставшие готские женщины: скорей бы уж пролегла эта преграда между их детьми и страшными гуннами.
А ромеи завели обычную бюрократическую канитель. Шутка сказать, столько народу через Дунай переправить и во Фракии расселить. Тут не один десяток человек разжиреть может.
Таможню, правда, отшили довольно быстро. В ту пору таможни держали разного сорта откупщики, которые проживали в Риме и Константинополе, непомерно жирели и чудили кто во что горазд – надо же как-то такую прорву денег тратить. А чиновниками таможенными сажали своих рабов и отпущенников, чтобы те свободных граждан поборами прижимали. Таможенники хорошо разбирались в жизненных коллизиях и прямо на лету схватывали: кого можно обирать, а кого себе дороже.
Зато с моряками дело грозило затянуться. Те, правда, обещали от Истрии и Никопольской стоянки несколько кораблей прислать. Но почуяли и они сытный запах наживы; торговаться стали. Ведь господа чиновники никак не хотят, чтобы приказ его величества остался невыполненным? И только получив на лапу достаточно, подогнали корабли.
Готы между тем на берегу сидели, лодки-однодеревки добывали. Рыбная ловля в связи с этим почти прекратилась. Не хотели рыбаки с везеготами встречаться.
Фритигерн от злости исхудал, кожа да кости. По берегу рыскал, со своими воинами подолгу разговаривал, чтобы не вздумали вплавь переправляться. Будем от ромеев помощи ждать и все тут. Валент обещал.
Каждый день сообщали Фритигерну, что опять несколько человек утонули. Скрипел зубами Фритигерн. Глаза у него ввалились, рот совсем бескровный стал. Вылинял князь, стал как мох болотный. А его вези продолжали умирать, и помощь все не шла.