Улица Некрасова
Шрифт:
Правда, с развитием российской банковской системы – то есть постепенным исчезновением из оборота наличных денег, – делать это становится все сложнее. Я и сама недавно вынуждена была отказать нарядной даме элегантного возраста в ста рублях, которые она сшибала на углу Чехова и Некрасова возле часто меняющего название бара, который в народе почему-то считается ментовским и популярностью не пользуется. Есть, правда, версия, что принадлежит этот бар одному из отцов русского рока – я, впрочем, не вижу тут никакого противоречия: с кем еще ментам вступать в алкогольно-коммерческую коллаборацию, как не с воинствующе-православным музыкантом. И хотя ищущая финансовой помощи дама всячески намекала на зверства, которым ее свободный дух был подвергнут в 78-м, место она выбрала неправильно: люди без наличных в этой части улицы Некрасова помочь страждущему не могут.
Другой разговор – профессионалы алкогольного дела: они давно навострились
А одна моя знакомая рассказывала, что всегда реагирует на подобные просьбы возле винных магазинов просто потому, что считает, что алкоголики, аскающие у магазина – вестники грядущей удачи, так что ей совершенно не лень потратить несколько минут на помощь человеку в деликатном состоянии.
Однако вернемся к 78-му отделению: интересно, что несмотря на внушительное здание – оно было построено как школа – и жуткую блокадную историю (рассказывать которую в иронически-блудливом тексте неуместно), 78-й отдел полиции – место вовсе не грозное и зловещей ауры, как, например, расположенный в Песках 76-й отдел полиции (Мытнинская, 3), не имеет. А то, что днями и ночами из-за его забора доносятся лай и поскуливанье, так это не задержанных овчарками травят, а воспитывают щенков служебных пород, которые скоро поступят на службу Родине: в 78-м отделении находится собачий питомник, что, без сомнения, придает этому и без того примечательному месту человечности и обаяния.
Иногда холеных лакенуа, малинуа и восточноевропейских овчарок кинологи – как правило, молодые женщины-полицейские – выводят погулять прямо под окна дворового фасада здания на Чехова, 15, к восторгу обитателей тамошнего «пьяного садика» под сенью (или тенью) памятника Маяковскому (скульптор А. Б. Пленкин, арх. В. П. Литвяков, 1976), или, как называют его местные жители и сочувствующие, «Головы» или «Башки».
Удивительно, как много жизни и страстей порой помещается на самом крошечном пространстве. В сквере на углу Некрасова и Маяковского, площадью 0,12 га, есть все и на любой вкус: памятник Маяковскому, длинные скамьи для отдыхающих, детская площадка и даже общественный туалет. Тут гуляют дети, пенсионеры, собаки, сотрудники соседних офисов, в том числе и 78-го отдела, трудовые мигранты и почему-то в огромном количестве голуби, в смысле птицы, ну и наши герои-выпивохи – в этой ипостаси у Головы может оказаться представитель любой из вышеперечисленных групп. Кроме разве что детей.
Как часто бывает с подлинно народными местами, все эти люди в самых разных проявлениях мирно соседствуют друг с другом. Выпивохи и собачники не лезут на детскую площадку, старушки не делают замечаний курящим в обед офисным клеркам, а ведут куртуазные беседы с дедками-собачниками и пожилыми джентльменами, давящими «маленькую». Иногда в саду у Головы появляется и совсем уж реликтовая дама лет восьмидесяти, живет она на Маяковского, а поражает воображение случайных зрителей тем, что с ней повсюду ходит огромный котище «пролетарского» окраса – черный с белыми лапками. Свою госпожу-хозяйку он сопровождает по доброй воле, без всякого принуждения, то есть поводка. У трезвых обитателей сквера появление этой пары вызывает умиление, а у выпивших – мысль обратиться к психиатру-наркологу.
Но это всего лишь мелкие милые частности бытования общественного пространства «У Головы», заметные только особым любителям. А на человека стороннего это место обитания квартального актива в разное время суток производит впечатления от незаметного до пугающего. Утром и днем – его даже сквером не назовешь, так – что-то вроде полустанка: глотнуть кофе, выкурить сигарету, оперативно и смущенно похмелиться в уголке и убраться домой спать, отправить обалдевшего от скуки ребенка на качели, выпустить собаку на газон. Ну в крайнем
По мере приближения вечера и ночи пространство будто расширяется, причем не только в физическом, но и в метафизическом смысле.
Сотрудники близлежащих офисов меняют стаканчик кофе на бутылку пива. Возвращающиеся с работы местные жители заходят распить бутылочку вина, молодые родители, что Номер 1, что Номер 2, понимают, что прожит еще один день, и тянут свои напитки из банок неподалеку от детской площадки, причем детям тоже гораздо веселее, чем утром: родители становятся менее строгими, а с горки-паровозика можно наблюдать за жизнью и забавами взрослых людей. Особо интересными объектами для наблюдения и детей, и впадающих в юность с каждым глотком гуляк оказываются проспавшиеся в своих логовищах алкоголики (да-да, законы любой социальной среды таковы, что даже в пространстве, где пьянствовать принято и приятно, выделяются и свои алкоголики, и свои трезвенники).
Алкоголики вносят в спокойный вечер автономного пьянства живую и объединяющую ноту. Кто-то из старых пьяниц начинает выступать. Летом 2018 года, например, у Головы блистал пожилой господин, называвший себя Полковником. Он рассказывал обитателям сквера о том, что его командировали в сквер из самого Большого дома – следить за порядком, в частности, пресекать экстремистскую и террористическую деятельность во время Чемпионата мира по футболу. Ну а поскольку вахту приходится нести в сложных, уж во всяком случае, финансово (на круглосуточное пьянство не напасешься) условиях, то господин Полковник требовал у публики свою дань. Впрочем, он не скандалил, если ему отказывали в глотке горячительного. Другое дело, что налить ему немедленно имело тактический да и стратегический смысл: приняв и выпив угощение, он, как офицер и человек чести, перемещался к другой компании; если же выпивающие почему-то жалели ему глотка, то он доставал компанию рассказами о своих боевых подвигах ровно до того момента, пока ему все-таки не наливали или пока у жадин не кончалась бутылка, из которой ему не удалось глотнуть. Правда, и компании не удавалось поговорить. Некоторые радикальные благотворители пытались откупиться от Полковника пятьюдесятью или ста рублями, но денег он по-гусарски не брал – логично: он же не нищий, а на задании. Занятно, но в конце августа 2018 года я увидела Полковника в отделении Сбербанка на Литейном: немодно, но опрятно одетый, он проверял состояние своего сберегательного счета, архаически пользуясь при этом не пластиковой картой, а сберкнижкой. И хотя мне было дико неловко, я прислушалась: что ж, у офицера действующего резерва всех российских спецслужб на счете лежала вполне приличная сумма – не то чтобы на студию на Парнасе, но уж на круглосуточное пьянство у Головы в течение даже не трех летних месяцев, а пары лет, так что его попрошайничество, видимо, носило сугубо оперативный характер. Да, самое примечательное, что во время ЧМ он поставил на газоне у Башки палатку, где прожил несколько недель, и ни один полицейский из 78-го ни разу не сделал ему замечания.
Настоящая гулянка у Головы начинается ближе к ночи, когда сквер покидают посторонние – старики и дети уходят спать, клерки разъезжаются по домам, а сам садик становится частью более сложного алкогольно-развлекательного комплекса, включающего в себя гастроном «Ника» на противоположном углу Некрасова и Маяковского, под названием «Диета» существовавший там еще в 1980-е годы и до сих пор сохранивший советский стиль (пышногрудые продавщицы в накрахмаленных кружевных наколках, суровый мясник в белом халате) и ассортимент (копченые колбасы и рыбы всех сортов, черная и красная икра, дорогой и никому не нужный алкоголь, жирные торты, сухое печенье и развесная карамель); расположенный в соседнем с гастрономом доме бывший круглосуточный алкогольный магазин «Росал» – когда-то его открытие на этом месте наделало много шума (помню эстрадные шлягеры и воздушные шарики в августе 2015-го) и превратило сквер «У Головы» в летнюю площадку магазина-бара (так гордо именовал себя «Росал»). Круглосуточная торговля прекратилась в связи с антиковидными мерами, но когда-то же эпидемия кончится!
Самостоятельности «Башка» лишается и в связи с тем, что около 21 как раз закрывается общественный туалет на детской площадке и перед публикой встает непростой выбор: за сортиром или в ближайших барах?
Те, кто к этому моменту успел набраться до эйфорического «сине море по колено», бегают за типовое серое строение. К середине лета там уже обычно «по колено» в прямом смысле слова, но, увы, морской пеной это не назовешь, впрочем, афородиты из зловонной жижи тоже рождаются – не раз и не два вместе с сочувствующей публикой мне доводилось видеть, как из тьмы выходят полуобнаженные (не со всяким нарядом справишься в таких условиях) дамы в алкогольно-эротическом психозе и мгновенно встречают если не судьбу, то развлечение на вечер.