Улица Оружейников
Шрифт:
Тахир быстро выпалил все это, похлопал себя по сумке и спросил:
— Это ты рассказал кожаному человеку про Рахманкула? Не отпирайся, конечно, ты. А про меня тоже ты ему рассказал? Спасибо, дорогой Талибджан. За меня спасибо и за Рахманкула тоже.
— Я про вас ничего не рассказывал, — честно признался Талиб. — Про Рахманкула, кажется, немного рассказывал.
— Все равно спасибо! — сказал Тахир. — Проси что хочешь — выполню. Если от отца письмо придет, бегом принесу.
Новый почтальон весело побежал дальше, хлопая рукой по
Обо всем этом думал Талиб, возвращаясь домой с запаянным кумганом в руках. Он так был занят своими мыслями, что не заметил распахнутую калитку и кауши, стоящие на террасе. Все это он заметил чуть позже.
Талиб взял топор и принялся за саксаул. Колоть саксаул трудно: все древесные пряди переплетены и разрываются в самых неожиданных местах.
Запыхавшись, Талиб распрямился, чтобы перевести дух, и тут увидел кауши на террасе. Он медленно, с удивлением и замиранием сердца подошел ближе. Нет. Это были знакомые кауши дяди Юсупа. А он-то думал… Но почему дядя вернулся из города так рано?
Талиб вошел в комнату и увидел Юсупа-неудачника. Он лежал на полу, лицо его было прижато щекой к ковру и повернуто к стене, руки безжизненно раскинуты. Талиб окликнул дядю, но тот не отозвался и не пошевелился. Осторожно обойдя его, Талиб встретился с тоскливым, остановившимся взглядом.
— Дядя Юсуп, — опять позвал, вернее, прошептал Талиб.
Тот неожиданно быстро перевернулся на спину и сел.
— Что с вами? — еще тише прошептал Талиб.
Дядя не отвечал. Он встал на колени лицом к Мекке и начал отбивать поклоны. Делал он это размеренно и долго, пока не закашлялся тяжелым чахоточным кашлем. Талиб стоял в страхе и недоумении.
— Мы нищие, — жалобно сказал дядя Юсуп. — Мы беднее нищих. Ночью злодеи взломали лавку, эти гнусные воры… — Тут дядя Юсуп заплакал и опять повалился на ковер лицом вниз. Потом он опять стал молиться, наконец немного успокоился и рассказал все по порядку.
Ночью в лавку залезли воры и украли все, что там было: синьку, мыло, иголки, нитки и ящик ламповых стекол. Воры не могли взломать замок или просто слишком торопились. Они оторвали его вместе с доской двери и вырвали косяк из глиняной стены.
— Мы нищие, мы беднее нищих, — причитал дядя. — Я все брал в долг, я накупал товар, мне нечем расплатиться. Мы совсем нищие. Это я виноват. Я совсем забыл аллаха от радости, что мне так стало везти. Я пропускал молитвы, когда ходил вставлять стекла,
— Нужно найти воров, — сказал Талиб.
— Их теперь не найти, где их найдешь! — раздраженно выкрикнул Юсуп-неудачник. — Кто их найдет?
— Я пойду к большому русскому начальнику, который привез меня на мотоцикле, и он найдет. Он обыщет весь Ташкент, он даже у генерала делал обыск, — успокаивал дядю Талиб.
— Дядя, — помолчав, спросил Талиб, — а оконные стекла целы? Неужели их тоже унесли?
— Нет. Они разбили все стекла вдребезги. До одного! Они били по стеклам молотком, сначала они разбили один ящик, потом другой.
Это было совсем непонятно. О таком ограблении Талиб и не слышал никогда. Зачем же ломать то, что не можешь унести! И, словно отвечая на эти мысли Талиба, дядя опять заговорил о каре небесной, о том, что он мало молился в последние дни, что забыл аллаха.
— Я пойду к русскому начальнику, — решил Талиб. — Я ему все расскажу, он поможет.
— Иди, — ответил дядя Юсуп. — Иди, но никто не может нам помочь.
Талиб быстро собрался, надел камзол, чтобы выглядеть приличнее, и зашагал к новому городу. Он ушел из дому, и ему сразу стало легче, потому что нет ничего тягостнее, чем видеть бессилие взрослого, слезы и жалобы того, кто для тебя надежда и опора. Все звали дядю неудачником, но Талиб знал, что дядя страдает только от одного — от слабохарактерности и доброты. Он мог сам отказаться от еды, чтобы покормить голодного, он мог бросить все свои дела, чтобы пойти на помощь к другому человеку. Но люди почему-то мало ценили его за это. Во всяком случае, ценили недостаточно.
Талиб шел и думал о том, какой странный сегодня день. Не успел он как следует порадоваться бегству Рахманкула, и вдруг такое горе! А что, если все это сделал Рахманкул, мелькнула мысль, если Рахманкул, как и Тахир, считает Талиба виновником своего увольнения? Ведь если разобраться, может, и правда, что Федор приказал проверить всех бывших полицейских, и Рахманкула в том числе, и послал к нему человека на бричке. Мальчик вспомнил, как Федор отмечал что-то в своей записной книжке. Конечно, Рахманкул не мог об этом знать. Но с другой стороны — Федор привез его домой на мотоцикле, это видели все, и Рахманкул мог догадаться и отомстить…
Так постепенно Талиб приходил к мысли, что виновником несчастья, обрушившегося на дядю Юсупа, был он сам. От этого на душе у Талиба стало тоскливо. В таком настроении он и подошел к растрескавшемуся дощатому забору. Деревья в саду совсем облетели, дорожка была подметена, и Талиб в нерешительности остановился перед домом.
— Тебе кого? — спросила та самая высокая и некрасивая женщина.
— Дядя Федор дома? — сказал Талиб.
— А, это ты! Я не узнала. Его нет. Заходи, заходи. Женщина приглашала настойчиво, и Талиб вошел в дом.