Улица Оружейников
Шрифт:
Ежедневно Лера своим аккуратным девчачьим почерком писала по нескольку таких писем, заклеивала их в красивые конверты с голубой каемкой и относила на почту. Письма никогда не возвращались, и ни на одно из них не пришло ответа.
Зато от Пшеницына из Ташкента пришло письмо, в котором было мало утешительного. Федор писал, что отец все еще не вернулся, а на одном из допросов вскоре после отъезда Талиба бывший полицейский Рахманкул показал, что они с Усман-баем написали кузнецу Саттару, будто его сын и жена умерли
За время болезни Талиба Лера несколько раз ходила в Наркомпрод, где работал Мухин, и узнавала, не вернулся ли он из Петрограда, но там отвечали, что товарищ Мухин задерживается и когда будет, никто не знает.
Наконец Талиб вместе с Лерой вышел на улицу. Был ясный и теплый день, какие часто бывают в Москве в конце сентября. Лера с удовольствием рассказывала ему про Кремль, про собор Василия Блаженного, про Большой театр — про все дома, мимо которых они проходили. Талиб смутно помнил, что видел эти дома в первый день своего приезда, и удивлялся, что не заметил тогда всей красоты города. Золотые купола церквей; орлы на кремлевских башнях; похожие на чалму, макушки Василия Блаженного и особенно четверка лошадей над колоннадой Большого театра — все это по-настоящему он видел в первый раз.
— Смотри, Толя, — как и большинство русских знакомых, она сразу же переделала Талиба в Толю, — это гостиница «М-метрополь», видишь, она вся избита пулями. А это М-малый театр.
Возле здания, где помещалась ВЧК, Талиб попросил Леру подождать и вошел в подъезд.
Удрис сидел за столом, будто и не вставал из-за него с тех пор, как Талиб видел его в последний раз.
— Тебе кого, парнишка? — спросил он Талиба, на секунду оторвавшись от бумаг, лежавших на столе.
— Здравствуйте, — робко произнес Талиб. — Я насчет Мухина…
Голос мальчика и характерный узбекский акцент в сочетании с фамилией, на которые каждый чекист должен иметь профессиональную память, пробудили в Удрисе что-то, что заставило его всплеснуть руками и неожиданно для Талиба захохотать.
— Ишь какой буржуй стал, прямо студент или офицер! Пуговицы горят, щеки толстые, — продолжал Удрис. — Как же я не узнал тебя?
— Я болел, — ответил Талиб. — Пневмония, воспаление легких, значит.
— Болел! — хмыкнул Удрис. — Ты после болезни лучше вид имеешь, чем до болезни. И откуда у тебя эти буржуйские тряпки, скажи? Мы тут часто про тебя вспоминали. Пшеницын Феликсу Эдмундовичу про тебя писал, прямо за тобой следом письмо пришло. Всех бездомных ребятишек было приказано о тебе расспрашивать, а ты вот какой буржуй.
Удрис искренне радовался неожиданному появлению
— Я не буржуй, — сказал Талиб. — Я живу у хорошего человека. Он очень ученый, он все языки знает, какие только есть на свете.
И Талиб стал рассказывать о Викентии Петровиче, о том, как заботились о нем в доме профессора. Он рассказал и про Леру, которая стоит сейчас на улице и ждет Талиба, она тоже очень хорошая и писала письма во все города, чтобы там отыскали отца.
Удрис слушал с интересом, но вопрос, который он задал Талибу, был весьма неожидан.
— Значит, твой профессор все языки знает? — прищурившись, спросил Удрис.
— Все, — повторил Талиб и стал перечислять: — Французский, немецкий, греческий…
Тут Талиб споткнулся, потому что не знал, какие еще бывают языки, и, чтобы не подорвать авторитет профессора, продолжал довольно уверенно:
— Арабский, персидский, индийский, китайский. — В данный момент для Талиба не имело никакого значения, сколько языков знает Викентий Петрович.
Однако для чекиста все это имело значение, о котором Талиб не мог и догадываться.
— Арабский и персидский знает? — спросил тот.
— Да, — твердо сказал Талиб.
Удрис встал из-за стола и, потирая руки, прошелся по комнате.
— Очень ты кстати пришел сегодня, — сказал чекист. — Очень кстати. И профессор мне сегодня кстати… Сбегай, сынок, не сочти за труд, позови своего профессора. Или лучше я машину вызову.
Такого оборота Талиб не ожидал. Он ведь точно помнил, что ни арабского, ни персидского Викентий Петрович не знает. Сболтнул, а как выкрутиться теперь — неизвестно.
— А его дома нет, — нашелся Талиб и покраснел.
— Где же он?
— За городом, в имении князя бывшего. Как зовут, забыл. — Талиб действительно не запомнил название «Архангельское», но он прекрасно знал, что Викентий Петрович сегодня дома и ждет их с Лерой к обеду. — Я пойду узнаю, где он.
Талиб опрометью выбежал на улицу. Лера сидела на тумбе.
Она была занята делом: играла сама с собой в крестики и нолики. Клеточки, нарисованные на тротуаре, быстро заполнялись.
— Если н-не умеешь врать, не ври, — выслушав Талиба, сказала она. — Тебе врать нельзя. У тебя лицо как переводная картинка. Пойдем, лучше я буду врать.
— П-папа сейчас в отъезде, — независимо ответила Лера на вопрос Удриса.
А дальше началось.
— Где? — спросил Удрис.
— К-кто? — в свою очередь спросила Лера.
— Твой папа.
— М-мой? — опять спросила Лера.
— Ну да, конечно, твой папа. Где он?
— С-сейчас?
— Да, сейчас.
— Т-т-точно н-н-не знаю.
— А где он может быть?
— К-кто? — невозмутимо и удивленно опять спросила Лера.