Улица Пратер
Шрифт:
5
Постепенно бабушка стала поправляться. Врач уже разрешил ей вставать. И бабушка начала прохаживаться по квартире. Разумеется, самую малость, всего несколько шагов туда и обратно, как дети, когда они еще только учатся ходить. Но зато и ее запросы возросли. Однажды утром она вдруг принялась охать и ахать, что сколько, мол, пыли, хорошо бы, мол, генеральную уборочку сделать в квартире.
Дедушка сразу вышел из себя:
— Как так? Разве я плохо убираю?
— Увы, плоховато, — вздохнула бабушка. — Убираешь на самом пятачке, мебель тряпочкой
— Хорошая же мне благодарность! А я-то стараюсь!
— Да не будь ты ребенком, сказала бабушка. — Или ты ждал похвалы?
— Конечно, — признался дедушка. — Очень даже было бы приятно. Когда стараешься, так хочется услышать доброе слово. Но если моих стараний мало, я могу, конечно, сделать и генеральную уборку. Надраить паркет не побоюсь. Если тебе так угодно, будет сделано! — и удалился, недовольно ворча.
А бабушку стала грызть совесть.
— И зачем я его, бедняжку, обидела? Только бы он и в самом деле не затеял мыть полы. Такую здесь грязь разведет на паркете!
— Не беспокойся, — сказал я ей. — Он уже забыл.
И я оказался прав. Но не забыл я. И в очередном своем приказе «пингвинам» совершенно четко распределил их обязанности: кто приходит с ведром, кто с порошком для мытья и кто конкретно что должен делать. Только Жуже Хоронской не досталось никакой работы. Ее я отрядил развлекать бабушку. Пусть читает ей вслух и поет. Все равно что. Можно «Восковую куклу», например.
Это возмутило «пингвинов». Я сам слышал, как они на перемене обсуждали свое новое задание и удивлялись, почему для Жужи сделано исключение. Почему бы ей вместе со всеми не поработать тряпкой или щеткой? И почему ей все время поручают петь «Восковую куклу»? Ведь и песня-то эта давным-давно вышла из моды.
— Хорошо, я тоже буду работать, — обиделась Жужа.
— Зачем же тебе делать то, что не предписывает приказ? — усмехнувшись, заключил Таши. — Сиди себе, канареечка, и напевай!
А в общем, никто особенно не обижался на работу, все ребята, пожалуй, даже с удовольствием готовились к ней. И в назначенное время все звено, как один, прибыло к нам. Мальчишки — в тренировочных костюмах, девчата — с косынками на голове. Бабушку переместили на кухню, и она оглянуться не успела, как вся мебель была передвинута. Одна группа моет, другая — воду таскает.
С трех до шести кипела работа, после чего квартира наша заблестела, как начищенная медная пуговица. А потом появился дедушка. Но к этому времени «пингвины» уже удалились. Дедушка сначала ничего не заметил. А потом все же разглядел, что пол блестит и говорит:
— А еще жалуются, что я плохо убираю!
Но бабушка была очень благодарна «пингвинам» и мечтала о том, как на свой день рождения она обязательно устроит обед, испечет по этому случаю торт величиной с мельничный жернов и пригласит на праздничный обед всю «пингвинью» компанию.
Я
— Какое безобразие! — возмущалась Сиди. — Стараешься, спину гнешь, и никто даже замечать этого не хочет! Мне просто непонятно.
— А кому понятно? — подхватил Худак. — Другие даже если половину такой работы сделали бы, уже весь отряд об этом бы только и говорил. А тут хоть разорвись, никто не видит и знать не хочет. Да слыханное ли дело, так обращаться с «пингвинами»?! Этого я так не оставлю!
Сначала они говорили так только между собой, а потом уже и меня стесняться перестали. А я не знал, как их урезонить.
— Вы же сами твердили, — пытался я их уговорить, — что не за похвалу стараетесь. Что пионер не станет протягивать руку и просить: дайте, мол, мне медаль.
— Ты еще будешь нам объяснять, что делает и что не делает пионер! Конечно, мы работаем не ради похвалы. Один раз, второй, третий. Но когда тебе вообще не говорят ни слова! Кивнут одобрительно головой, и все. Порядок. А по-моему, это непорядок!
— У меня тоже есть свое мнение насчет руководства отряда, — горячилась Сиди. — Как-нибудь я им все выскажу.
А я, я не хотел, чтобы она высказывала свое мнение. Выскажет — обратят внимание, обратят внимание — будет скандал. Я посмотрел на Таши, но он ничего не сказал, только усмехнулся. Жужа принялась успокаивать Сиди:
— Откуда тебе известно, почему совет отряда так делает? Может быть, у них есть на то причины.
— Ничего подобного! Обычная волокита. И с меня хватит! Больше мы не выполняем их приказов.
— Смотрите, как бы не было хуже, — испуганно заметил я.
— А твое какое дело? — разозлился теперь уж и Худак.
Что ж мне теперь делать? Я пробродил по улицам весь день после обеда и в конце концов решил послать «пингвинам» благодарность в приказе. Вот как это выглядело: «Пингвины»! Благодарим за вашу благородную деятельность. О награде мы не забыли. Скоро отметим вас грамотой». И дальше следовало новое задание.
Благодарность возымела действие. «Пингвины» явились все, как один, и дали новый концерт. Так мне на время удалось погасить страсти. Но ненадолго. Недовольству достаточно только пустить корни, истребить его потом, как ни бейся, до конца не удается. Наоборот, чем больше стараешься, тем хуже. Немного погодя слышу снова:
— Теперь у нас хоть обещание есть. Это уж вещь!
— Что от него толку! Хуже, чем вообще ничего!
— И на что нам их грамота? Лучше бы передали благодарность по школьному радио. Что ж тут такого, чтобы от всех в тайне держать?
Такие разговоры я просто не мог слышать и потому ушел в другой конец коридора. Ничего себе, хорошенькая компания! И их-то еще так полюбила моя бабушка!
Больше они не получат от меня никакого приказа. Хватит!
Я твердо решил порвать с «пингвинами» и раз и навсегда покончить с этим моим тайным командованием. Но близился день рождения бабушки, и врач разрешил ей встать и испечь пирог. Она несколько раз спрашивала меня: