Улица Теней, 77
Шрифт:
Рената не могла записать в свой актив изобретение понятия «потсчеловечество», но любила высказываться на эту животрепещущую тему. Множество ученых и футуристов верили в быстрое приближение дня, когда биология и техника сольются воедино, когда все болезни, включая наследственные, будут излечиваться, а продолжительность человеческой жизни значительно увеличится благодаря биомэмсам — биологическим микроэлектронным механическим системам. Эти миниатюрные машины, не больше, а то и меньше человеческой клетки, миллиардами впрыскивались бы в кровеносную систему человека, чтобы уничтожать вирусы и бактерии, нейтрализовать токсины, исправлять дефекты ДНК, а также восстанавливать стареющие органы
И теперь, почти покончив с фаршированными шляпками грибов, Мак Ривс изрек:
— Эта долгая жизнь без болезней меня вполне устроит. Мне точно не нужен артрит моего отца.
Шелли нацелила на него вилку.
— Слушай, может, биомэмсы смогут излечить и твое упрямство, раз уж оно тоже наследственное.
— Да кто будет излечивать достоинство? То, что называешь упрямством, мы с отцом считаем приверженностью идеалам.
— Отказ от использования навигатора в автомобиле — идеал?
— Я и так всегда знаю, куда еду.
— Да, знаешь. Проблема в том, что ты добираешься из пункта А в пункт Г через пункт Я.
— Это более живописный маршрут. И за отказом использовать навигатор стоит идеал. Имя ему — человеческая исключительность. Я не собираюсь отдать свою свободную волю на откуп глупой машине.
— Навигатор создали некоторые из исключительных человеческих существ, — напомнила ему Шелли. — Машины могут быть глупыми, но они не упрямые.
— Напомни еще разок, почему я женился на тебе.
— Потому что ты знал, что я могу вести радиошоу.
— Я думал, потому что ты умная, веселая и сексуальная.
Она покачала головой.
— Нет. Ты знал, что беспокоиться нечего, если ты вдруг не выйдешь на работу, потому что я прекрасно справлюсь и одна.
— Я еще ни разу не пропускал рабочего дня.
— И никогда не пропустишь, милый.
Адвокаты постчеловечества предсказывали появление биомэмсов — в данном случае роботизированных красных кровяных телец, роккротелов, — которые будут насыщать кровь кислородом более эффективно, чем естественные клетки, запасать и транспортировать его в сотни, если не тысячи раз эффективнее, чем биологическая кровь. Мак или Шелли с такими биомэмсами пробежали бы марафон, не запыхавшись, а ныряльщик без акваланга мог часами оставаться под водой.
— У роккротелов есть и обратная сторона, — указал Мак. — Твоя сестра будет говорить больше и быстрее, потому что ей не придется так часто останавливаться, чтобы набрать полную грудь воздуха.
— По этой причине нам придется долгие часы проводить под водой, где мы ее не услышим, — согласилась Шелли. — Я, конечно же, люблю Арлен, но боюсь даже представить себе, как с помощью машин она будет говорить без умолку.
— Они предсказывают, что такая нанокровь появится к 2025 году, максимум к 2030-му. Знаешь, что произойдет, если продолжительность жизни человека увеличится до трехсот или около того лет?
— Нам придется искать другую работу. Я люблю радио, но не смогу работать там еще двести лет.
— Может, ничего другого не останется, — вздохнул Мак. — Я уверен, государство не будет платить пенсии тем, кто моложе двухсот пятидесяти.
— Пенсии меня не волнуют, милый. Государство обанкротится до 2025 года, и это правда.
— Вся эта тема, постчеловечество… может, она слишком сложная, чтобы обсуждать ее за завтраком?
— Или слишком темная, — добавила Шелли. — Людям хочется, чтобы за завтраком им поднимали настроение.
Темная сторона постчеловечества более всего волновала теоретиков и ученых: слияние мозга с миллионами микрокомпьютеров, состоящих, по большей части, из углеводородных нанотрубок, [40]
40
Углеводородные нанотрубки / carbon nanotubes — это протяженные цилиндрические структуры диаметром от одного до нескольких десятков нанометров и длиной до нескольких сантиметров, состоящие из одной или нескольких свернутых в трубку гексагональных графитовых плоскостей.
Когда официант принес основное блюдо, Мак повернулся к жене.
— В передаче мы можем сконцентрироваться только на светлой стороне, пригласить какого-нибудь эксперта, чтобы он доходчиво все объяснил. Во всяком случае, люди, работающие над созданием постчеловечества, о темной стороне не задумываются. Они видят продвижение к полной свободе.
— А что может пойти не так? — спросила Шелли. — Что может пойти не так, когда цель — создание идеального мира?
Глава 29
Здесь и там
Бейли Хокс
Он едва не удержался от того, чтобы нажать на спусковой крючок, когда увидел смутный призрак Салли Холландер в лице твари, напавшей на Хулиана Санчеса. Красота Салли трансформировалась в смерть, стилизованную под змеиного бога. Но если Салли и превратилась в это существо, то теперь оно никак не могло быть Салли и не могло снова стать ею. А если бы он замялся, его бы укусили. К каким последствиям приводит этот укус, Бейли еще не знал, но полагал, что скоро выяснит на примере Хулиана Санчеса.
Всегда и везде Бейли оставался оптимистом даже в самых сложных ситуациях, как в мирной жизни, так и на войне, и не сомневался, что сохранит этот настрой и теперь, потому что не находил ничего нового в трудностях и угрозе смерти. Но утрата Салли Холландер, конечно же, отличалась от других утрат, которые ему доводилось понести, за исключением разве что утраты матери. Морским пехотинцем он терял друзей, и это причиняло боль, но все знали, что могут умереть на поле боя, никто не выбирал такую жизнь, не принимая связанного с нею риска. Салли — домоправительнице, кухарке, хорошей женщине, милому человеку — вероятно, пришлось многое пережить в молодости. Нанимаясь на работу к сестрам Капп, она не рассчитывала, что ее изнасилуют — случившееся с ней тянуло на изнасилование — и убьют в «Пендлтоне». Несправедливость ее смерти потрясла Бейли как ничто другое. Всю жизнь он видел, что с его миром что-то не так, потому что над добродетелью смеялись, а беспринципности аплодировали, и теперь ему открылось будущее, к которому привело такое положение вещей. Пройдя через этот кризис живым, он намеревался долго скорбеть по Салли, но злость осталась бы при нем еще дольше, злость на идеи и силы, которые вели цивилизацию к такому финалу.