Улица убитых
Шрифт:
Их привязанность друг к другу росла день ото дня. Возвращаясь домой, Летун без конца рассказывал родителям о старике – Виктор то, Виктор сё – роняя зерна ревности в благодатную почву злопамятного женского характера, сам того не понимая.
Каждый раз, когда они заканчивали намеченное дело, Виктор испытывал чувство гордости. Во-первых, за Летуна – за то, что малец потянул очередное непростое задание. Во-вторых, за себя. Ведь он смог научить мальчишку чему-то полезному. Чему-то, что обязательно пригодится ему в жизни. Однажды он удивит родителей тем, что умеет столь многое, думал Виктор. Но он ошибался. Летун действительно был смышленым и многое
Словно грозный варвар из Киммерии или рыцарь Круглого Стола, он опускал на головы противников наточенную до предела алебарду. Один за одним он разрубал их пополам, перебивая таким образом орды врагов. Усталость тоже была частью игры. В ударе из последних сил был особый драматизм. И хотя Летун не знал этого слова, он чувствовал, что так его маленькое представление становилось интереснее.
Каждый понедельник, среду и четверг – именно по этим дням приходи молодой помощник – Виктор готовил обед, который в большинстве семей вполне можно было назвать праздничным. Возвращаясь домой, мальчик видел стол без скатертей, изрезанный отметинами от ножа. На нем, как правило, располагались блюда, приготовленные самым простым образом. Овощи или бобы и немного мяса. Без специально смешанных соусов или изысканных (именно это слово ему приходило на ум) приправ. Никаких украшений. Нож к вилке также полагался далеко не всегда. Такую еду, думал он, можно есть лишь когда голоден. И она совершенно точно не годится для того, чтобы получать от процесса удовольствие. И как он только не замечал этого раньше?
Перемену в сыне заметили родители. После расспросов о том, почему их сын стал есть без аппетита, ребенок со свойственной всем детям непосредственностью поделился своими новыми представлениями о том, как должен выглядеть ужин.
Он долго не мог понять, почему после его рассказа о барбекю, блинчиках или шницелях у Виктора, мама потухла. Она не проронила ни слова, только смотрела на наскоро приготовленное картофельное пюре и подгоревшее куриное крыло. После ужина, не произнося ни звука, она встала и собрала грязную посуду. Бен жестом поманил мальчика на улицу.
Они уселись на ступени крыльца. Луна была почти полной. Опустившуюся на окрестности тишину нарушал стрекот насекомых.
– Ты же понимаешь, – спросил Бен сына, – что мы с мамой делаем для тебя все, что можем? Все, что в наших силах.
– Понимаю.
– Ты понимаешь, что мы много работаем для того, чтобы обеспечить тебя? Чтобы выкупить эту землю?
Мальчик промолчал. Кажется, он понял к чему идет разговор. Отец не сказал прямо «ты должен молча есть, даже если еда тебе не нравится, потому что твоя мать пашет как ломовая лошадь». Теперь это и не требовалось. Суть разговора была ясна даже одиннадцатилетнему ребенку.
– Вот и хорошо, – сказал отец и посмотрел на звездное небо. – Может быть, он и нас как-нибудь пригласит?
Виктор подумал, что это было бы просто замечательно. Праздничный ужин в честь окончания наказания. Как на счет пятницы, спросил он мальчика. В пятницу? Чудесно. К его удивлению, мать не была в восторге. А поздно вечером, когда он лежал в своей комнате в темноте пытаясь заснуть, он слышал, как родители ругаются.
– Это плохая идея. Просто ужасная, – утверждал женский голос.
– Что же тут ужасного, если старик так любит готовить? Ничего такого в этом нет. К тому же тебе не придется стоять пол вечера у плиты. Он все сделает сам. А ты могла бы надеть красивое платье. То, голубое.
– Он мне совершенно не нравится. Я очень зла на тебя. За то, что заставил сына трижды в неделю работать на этого старика. Ты знаешь, что все считают его сумасшедшим? А вдруг он сделал бы с ним что-нибудь плохое. В газетах только об этом и пишут.
– В газетах вообще много чего пишут. Да, старик может показаться странным. Но только потому, что живет один. Если бы я прожил в одиночестве хотя бы год, то наверняка съехал бы с катушек. Что уж говорить про десять, двадцать или сорок лет, – отвечал мужской голос. – И не надо говорить так, будто я продал сына в рабство, на хлопковую плантацию. Он всего лишь помог старику по хозяйству. По-моему, в этом есть только положительная сторона. Пацан учится ответственности.
– Может быть, – голос матери звучал устало. – Просто я не хочу туда идти.
– Нет, мы пойдем. Это всем пойдет на пользу. К старику в кои-то веки придут гости. Мы наконец-то выберемся из дома. Нельзя же бесконечно работать! Да и пацан за это время к нему сильно привязался. Поужинаем и вернемся домой.
Привязанность мальчика к Виктору пугала их обоих. Что общего могло быть между одиннадцатилетним мальчишкой и семидесятилетним стариком?
Голоса смолкли. Летун вжался в подушку и ждал окончательного вердикта. В тишине своей спальни он слышал, как сердце гонит кровь по сосудам.
– Хорошо, – ответила она.
Паккард подкатил к свежевыкрашенному белому дому у подножья холма к семи часам вечера. Жара спала, повеяло долгожданной вечерней прохладой. Они поднялись по ступеням вверх, и Летун трижды постучал в дверь. Внутри неразборчиво звучала музыка, а свет горел во всех окнах дома без исключения. Из открытого окна кухни доносился запах жареного мяса и какой-то выпечки. Женщина насторожено посмотрела на мужа, а тот в ответ парировал: "Пахнет вкусно". Не согласиться с этим было нельзя.
С собой они привезли миску с картофельным салатом и бутылку недорогого вина. Женщина, которую звали Сьюзен, зажмурилась, посылая сигнал всем потусторонним силам, что ее могли услышать в этот момент, сделать так, чтобы старик не готовил на ужин картофельный салат. А если звезды сошлись так, что и его черт дернул приготовить именно его, господи или кто там вместо него, сделай так, чтобы мой салат оказался лучше. Мужчина дотронулся до ее локтя. Сьюзен от неожиданности отпрянула.
За дверью послышалось легкое шарканье. Ручка со скрипом провернулась.
– Добрый вечер, – поприветствовал гостей Виктор.
– Добрый вечер, – ему ответил нестройный хор. Летун заметил, что голос и улыбка матери были невероятно добродушными. Всего секунду назад она была зла и растеряна.
Такое настроение матери вполне могло испортить вечер всем присутствующим. Теперь же она была само дружелюбие. Он вспомнил, что отец как-то упоминал о том, что женщин понять непросто. Слишком уж они сложно устроены. Резкая перемена настроения – неотъемлемая часть этого устройства. Как погода в городах: всего секунду назад было солнце, и вдруг пошел проливной дождь. Приходится всегда быть начеку. Но мальчик подумал, что это не обычная для женского характера смена настроения. Это было нечто плохое, неправильное, злобное. Лицемерие?