Улица убитых
Шрифт:
Комната выглядела довольно скромной даже по меркам простых служащих – из тех, кто пришел зажечь благовония в память о девушке, обратившейся в хрусталь. Выкрашенные белой краской тонкие стены. Дешевая, хотя и деревянная мебель. Узкий кофейный столик и четыре кожаных кресла, стоящие с каждой из его сторон. На столе чайные принадлежности и небольшой колокольчик на самой простой циновке. Люстра на потолке тоже самая обыкновенная. Такую можно купить в любом хозяйственном магазине. Помещение было больше похоже на подсобку или даже чулан, в котором в крайнем случае могли перекусить служащие храма. Но никак не на место встречи двух людей, от которых в этом городе зависели
Ради этой встречи Нагана покинул церемонию похорон единственной дочери. Терять нельзя было ни минуты. Старик намеревался использовать эту возможность для того, чтобы взять убийц по горячим следам. Пусть даже придется поклониться в ноги Борису Северину. Наверняка он на это и надеется. Долгое время комиссар безуспешно пытался подавить клан Нагана. Официальной причиной войны полиции с якудза стал Парад, на котором ежедневно гибли сотни горожан, каменея посреди опьяневшей толпы.
Нагана также взял в учет тот факт, что несмотря на свое высокое положение в обществе, он не имел такой власти и столько опыта, сколько имел комиссар полиции. Клан Нагана, кроме всего прочего владевший паромной переправой на Великой Реке, а также имевший значительный вес в криминальной среде по обе стороны бытия, пользовался лишь ограниченным влиянием на губернатора. Тогда как Северин лично давал ему прямые указания. Это значит, что визит комиссара в этой ситуации нужно расценивать не просто как акт доброй воли или одолжение, как самую настоящую милость. Если угодно, милостыню. За которую придется сплясать.
Хироши Нагана появился на Улице Убитых много позже Бориса. Начиная карьеру солдатом в клане Сидзи, он слышал, что иногда комиссар полиции лично выслеживает преступников. Как на сафари. Идя по следу, а затем убивая и изрубая окаменелые останки в крошку.
Девушка открыла дверь и поклонилась. После легкого кивка господина Нагана она жестом пригласила комиссара войти. Тот не нуждался в церемониях и, войдя в комнату, уселся в кресло напротив. Девушка бесшумно закрыла дверь.
– Добрый вечер, комиссар. Спасибо, что приехали так быстро. Прошу простить, что я вынужден принимать вас в таком месте, – сказал он и обвел комнату рукой. Хироши Нагана говорил медленно, смотря перед собой, будто читая текст по бумажке. – Обстоятельства принуждают меня к этому.
Северина совершенно не интересовала окружающая обстановка. Он обратил на нее внимание лишь после слов старика. Да и то, окинул комнату взглядом лишь из вежливости, закинув ноги на стол. Комья свежей грязи опали от удара о поверхность как спелые каштаны. Под каблуками тут же появилась коричневая лужица.
– Я пришел сюда говорить не об обстановке, господин Нагана. Если вы не против, давайте перейдем к делу, – ответил Северин и достал из кармана пальто красное яблоко.
Хироши Нагана поклонился.
– Как вы знаете, сегодня была убита моя дочь. Моя единственная дочь, господин Северин. Опасаясь повторного нападения, я принял решение похоронить ее сегодня же. В данную минуту мои люди ищут тех, кто приказал осуществить теракт и тех, кто его совершил. Однако, у моих людей, возможно, недостаточно опыта. Поэтому я решил обратиться за помощью к вам.
– Что? – удивился Борис. – У ваших головорезов недостаточно опыта?
– Мы – якудза, комиссар. А не сыщики, – глава клана Нагана выплевывал слова, словно говорил на языке, которым владел не в полной мере. – Среди моих людей много специалистов в решении разных проблем. Но не столь деликатных. Боюсь, силы, которые бросили мне вызов, им не подвластны. К тому же, даже если они и выйдут на след группировки «Жертвы», все закончится стрельбой. Преступники умрут.
– А вы, стало быть, филантроп?
– Нет, господин комиссар. Я хочу получить их живыми.
– Так или иначе, они все равно сдохнут, – продолжил мысль комиссар. Нагана поблагодарил его за понимание легким поклоном. – Стало быть, дело не только в мести. Вы не доверяете собственным головорезам.
Лужица под сапогами разрослась. В комнату проник едкий травяной запах благовоний.
Стоило отдать старику должное. Ничто не выдавало в нем горя и отчаяния. Напротив, он казался холоднокровным и собранным. Можно было предположить, что траур старика Нагана не стоит выеденного яйца; что все это не более чем очередная традиция, выполненная из соображений приличия. Комиссар не верил в это. Жизнь не раз учила его не доверять очевидным вещам. Ведь для того они и выглядят очевидными, чтобы им верили.
Главу клана выдал голос. Хриплый, с металлическими отзвуками. Северин сразу понял его природу – так дребезжало разбитое отцовское сердце. Поначалу комиссар сомневался, правильно ли разгадал эти металлические нотки в речи Нагана. Но с каждым новым словом лязганье становилось все отчетливее и очевиднее. Старый якудза действительно любил свою дочь. Свою единственную дочь.
Они были очень странной парой. Отец и дочь. Северин не раз видел их вместе на городских праздниках, когда Нагана лишь на один день отменял Парад, чтобы жители Улицы Убитых смогли в безопасности провести время на Набережной.
Мидори Нагана всегда появлялась на людях в ярких кимоно с нанесенными на лицо белилами – оширои. Брови всегда были нарисованы выше, чем задумала природа. Они карикатурно изгибались дугой, придавая девушке слегка удивленный вид. Глаза и губы всегда подчеркнуты красным, как у фарфоровых кукол, на которых она без сомнения была очень похожа.
Она всегда держалась возле старика. Точнее, он держал ее возле себя, то и дело хватая дочь за руку и задавая верное направление, как собачонке на поводке. Девушка лишь устало улыбалась отцу и повиновалась.
О них болтали разное. Северину же больше всего нравился слух о том, что сто старик Нагана спит со своей дочерью. Не только потому, что комиссару приходилась по душе подобная вульгарщина, но и потому, что это было похоже на правду. Хироши не сводил с нее глаз. Ревностно оберегал ее, держа взаперти, и не подпуская к дочери никого. Как злобный шейх из арабских сказок, отрубающий головы всем, кто осмелится лишь взглянуть на укрытую шелковой паранджой принцессу. Однако вскоре птица вырвалась из клетки и угодила в куда более страшные силки. Из сказочного дворца прямиком в грязный водоворот Парада.
Говорили, что держа дочь взаперти, старик вырыл яму сам себе. По другим слухам, у Мидори было не все в порядке с головой. Поэтому в том, что она отбилась от отца и попала в самую бурную реку концентрированной Надежды, не было ничего удивительного. Она часами могла смотреть в пустой угол, поворачивая тонкой шеей фарфоровую голову то на правый бок, то на левый. А по истечении нескольких часов плевала в точку схождения двух стен и с воплем испуга выбегала из комнаты.
Она вела себя как ребенок. Обижалась, закатывала истерики и по три дня не произносила не единого звука. После того, как Хироши в первый раз вытащил ее из карнавала – это случилось лишь на второй день после того, как она попала на Парад – Мидори закатила такую истерику, что всем, в том числе и старику, стало ясно, что девочка не выживет без Надежды. Теперь, когда она наглоталась ее, как утопающая воды, наркотик ей необходим.