Улица вдоль океана
Шрифт:
— Вопрос!.. Ты слушай, какая штука со мной в этом смысле приключилась.
Завьялов слушал, но в блокнот ничего уже не записывал, время близилось к вечеру: воздух заголубел, как бы остекленел, хотя по-прежнему был резко прозрачным. Солнце распухло и налилось густой кровью, рядом с ним появился тугой белый шар луны в ярком зеленом ободе.
— Э, никак, попутчик попался. Подхватим? — неожиданно прервал свою речь Саня и, не дожидаясь согласия Завьялова, затормозил!
Широкоскулый старик в кухлянке и торбасах
— Етти! — распахнув дверцу, весело поздоровался с ним по-чукотски Саня, а по-русски спросил: — Куда, батя, на рудник?
Старик часто закивал, что-то гортанно говоря и показывая на свой мешок, захлестнутый кожаной бечевкой.
— Ну, садись, садись, подвезем! — Саня вышел из машины, открыл заднюю дверцу.
Старик заулыбался, снова показывая на мешок и что-то часто-часто говоря.
— Давай, давай! — ответил ему Саня, забрасывая на заднее сиденье его мешок, потом подтолкнул туда же слегка упиравшегося старика.
«Газик» покатил дальше. Завьялов с интересом обернулся к старику.
— Далеко собрался, отец?
Старик заерзал на сиденье и, тревожно взмаргивая узкими глазами, быстро проговорил:
— Пон-пон, пон-пон!..
— А сам откуда? — Завьялов улыбнулся, хотя уже понял, что спутник не знает русского.
— Пон-пон, пон-пон!.. — опять заерзал старик, страдальчески морщась и тыча рукой в мешок.
— Пастух он, тут где-то оленье стадо ходит, — объяснил Завьялову Саня. Стадо в этих местах он видел недели две назад, когда возил на рудник Ивана Андреевича.
— А что такое пон-пон? — спросил его Завьялов.
— Гроб по-ихнему, — не задумываясь, ответил Саня. Чукотского языка он, конечно, не знал, но слово показалось ему знакомым. Похоже, его часто повторяли у гроба трагически погибшего на морской охоте бригадира зверобоев.
Завьялов снова обернулся к старику. Тот сидел, присмирев, скорбно сморщив скуластое лицо, а в уголках его щелистых глаз висело по слезинке.
— Да-а… — вздохнул Завьялов, сочувствуя горю старика.
Саня тоже вздохнул, потом сказал:
— Они раньше как покойников хоронили? В сопку отвезут без всякого гроба, камнями приложат — и с приветом!.. Теперь, вишь, он гроб едет заказывать… в землю стали. Это, я тебе замечу, тоже пока слабо описано. — Саня поднес ко рту пачку «Беломора» и, встряхнув ее, ловко выхватил папиросу.
— Папьи-ро-са!.. — оживился вдруг старик и быстро заговорил, указывая рукой то на себя, то на Саню… — Папьироса пон-пон, пон-пон папьироса!..
— Верно, батя, закури, тоску придавишь. — Саня подал старику «беломорину» и поднес ему огонек зажигалки.
Старик запыхал папиросой, заулыбался, закивал головой и вдруг стал быстро развязывать мешок. Он вытащил из него крепенький гриб на белой прямой ножке, протянул его Сане,
— Пон-пон папьироса, папьироса пон-пон!..
Внезапно Саня все понял. Лицо его затянуло краской. Но отступить и признаться он уже не мог, и потому на недоуменный взгляд Завьялова он небрежно ответил:
— Знакомым на рудник грибы везет… чтоб с гробом помогли, — И обернулся к старику: — Ясно, батя, скоро прибудем: Тут десяток километров осталось…
В поселок горняков въехали во втором часу ночи. Было так же светло, как и днем. Солнце еще не садилось, но все же намного продвинулось к земле, оставив луну одиноко висеть посреди неба. Людей на улицах не было — спали. Саня подвел «газик» к Дому приезжих.
— Прощай, Саня. — Завьялов тряс ему руку. — Ты не представляешь, как я рад нашему знакомству…
— Почему прощай? — удивился Саня, — Вернешься в Пургу, сразу ко мне топай. У меня приземлишься.
— Хорошо бы, но я прямо отсюда в соседний район поеду — ответил Завьялов и неожиданно предложил: — Может, мне старика с собой на ночлег пригласить?
— Не-е, — протянул Саня. — Тут полно его знакомых… Я подброшу…
Они еще раз потрясли друг другу руки, и Завьялов исчез за дверью скромного, низенького Дома приезжих.
Саня отворил заднюю дверцу. Старик мирно дремал, забившись в угол машины.
— Слышь, батя… — растормошил его Саня, — Такая, понимаешь, осечка вышла… Магазин в данное время закрыт, а курева у меня всего две пачки. Держи, — Саня сунул старику две пачки «Беломора»…
— Папьироса!.. — обрадованно заулыбался старик и начал развязывать мешок, приговаривая: — Пон-пон папьироса… папьироса пон-пон!..
— На кой мне грибы, — отмахнулся Саня, отодвигая от себя мешок с грибами, и строго добавил: — А Ивану Андреевичу я скажу, пусть разберется, почему колхоз куревом бригады не снабжает. Что за манера — на трассе выменивать?
Старик одобрительно кивал, пряча за пазуху пачки, — Ладно, батя, порулим назад, — сказал Саня, берясь за руль. Дома он нашел среди Зининых учебников русско-чукотский словарь. Гриб по-чукотски назывался «пон-пон», а гроб — «поналыечгин»…
— «Похоже, потому и спутал», — подумал Саня, но огорчаться по поводу дорожного недоразумения не стал. Вскоре он и вовсе забыл о встрече с Завьяловым.
А через два года Саня получил по почте заказную бандероль В ней оказалась новенькая, пахнущая типографской краской книга. Книга называлась «Северные дороги, северные встречи» и на оборотной стороне обложки шариковой ручкой было написано: «Другу Сане от сердца. Если обнаружишь неточности — напиши, в переиздании учту. Роман Завьялов».
Вечером Саня лежал на кровати, читал книгу и хохотал до колик в животе. В другой комнате прибежавшая с работы Зина складывала в портфель книжки — собиралась в вечернюю школу.