Улитка без панциря

Понорницкая Илга

Чем плохо, в самом деле. Я ей сказала: мои сказки печатает городская детская газета, вы, может, видели?

— Мы их читаем с сыном, — сказала мне психолог.

— Так вот, — сказала я. — А я хочу. Вы знаете, что я хочу? Чтобы их выпустили отдельной книжкой, и с картинками — я даже знаю, с какими именно. А потом надо выпустить еще одну книжку, и еще. И чтоб за это платили деньги. А потом взять детей и вместе с ними уехать в какую-нибудь жаркую страну, где люди устраивают уличные карнавалы.

У

психолога поднялись брови, я испугалась, что она подумает, что я не в себе, и стала оправдываться. Мол, может быть, это все в следующей моей жизни будет — карнавалы, или там, куда все попадают после смерти. А пока я должна пройти свой земной путь. Я, что ли, его придумала? Здесь все не по-нашему, да и вообще удачи самой себе желать нельзя, поскольку все женщины, которым удавалось развить свои таланты и добиться какого-то признания, расплачивались, в конечном счете, детьми. Это уж так — или все, или дети. И у кого-то они вовсе не рождались, а кто-то терял тех, что были. А мои дети для меня важнее всего, что только можно придумать.

— Нет, платить совсем не надо, — сказала мне психолог. — Это самая распространенная ошибка. На самом деле ни за что в этой жизни мы не должны платить. Знаешь, кто платит? Те, кто сам хочет платить. Кто думает, что без твоей платы высшим силам не обойтись. А на самом деле у них и так все есть. Они богаты, как тебе и не снилось. Не мучайся — ты можешь иметь что хочешь и не платить.

Из-за болезни дочка осталась на второй год. Но она маленькая, щуплая. И потом, в классе полно ее ровесников — она пошла в школу, когда ей не было семи.

Верховодит в этом классе Катя, дочь школьной уборщицы. Она следит, чтоб все сдавали деньги за мытье полов и чтобы никто не ходил без сменной обуви. Остальные смотрят друг за дружкой: все ли соответствуют этим разумным требованиям?

Валька, начитанная, любительница сказок, фантазерка, каких мало, принесла им то, чего им не хватало в этом классе. И теперь на переменах все к ней так и липнут. В этом классе дети гораздо проще. Я не знаю, почему так: в одной и той же школе…

Только один мальчик однажды подошел к Вальке и пребольно стукнул ее в плечо. Она изумленно подняла глаза, он приблизил к ней свое лицо и внятно произнес одно бранное слово.

На Валькином плече остался красно-фиолетовый синяк, заметно поднимавшийся над кожей.

Так, подумала я. И в этом классе надо с кем-то разбираться.

Фамилия мальчика была Камеев. Я машинально подумала: «Не сын ли? Хотя — вряд ли…» Но оказалось — сын.

— Все — из семьи, — оправдывалась передо мной учительница, боясь, наверно, что мы пойдем в милицию снимать побои. — Мальчишка смотрит на отца. Отец там очень грубый человек. Очень грубый, вы не представляете. Матери там достается от него. И сын ее уже ни в грош не ставит. Честное слово, все это из семьи — такое неуважение к женщинам, к девочкам… Вы думаете, он только вашу бьет? Мать говорит, сама не знаю, что мне с Витей делать. Все бесполезно. Он, знаете, кошек душит во дворе. Или жучков наберет полную банку, и потом давит, давит… Она мне говорит, мать-то его: я полагаюсь на вас. Хотите — ставьте двойки, хотите — бейте, я не против. Между нами, она очень несчастна. Как женщина. Вы понимаете?

— Муж алкоголик, — подыграла я.

— Совсем нет, — ответила учительница, довольная, что может удивить меня. — Вполне приличный молодой человек. Уже карьеру сделал — не помню, но, по-моему, он замдиректора на производстве… Но только, знаете, у них в семье… Бывает, что люди с самого начала ошиблись, может, им не надо было друг друга выбирать, а после уже не разведешься. И все как снежный ком, уже вся жизнь делается адом, для обоих, а ребенок — кто о нем думает, о ребенке…

Я слушала ее с любопытством.

— Вы знаете, он ведь наш выпускник, — сказала учительница.

Еще бы мне не знать. Мы с Андреем из одного класса. Мало того, мы с ним встречались еще в школе. «Ходили вместе», как это в то время называлось. И после школы тоже — «мы ходили». Не знаю до сих пор, почему не вышла за него. Наверно, потому, что Сережа был настойчивее. Андрей мне говорил:

— Ну, ты подумай, кто тебе дороже, кто тебя лучше понимает, с кем тебе будет хорошо…

А Сережка говорил:

— Посмотри на себя в зеркало. Кому ты будешь нужна, кроме меня! Где ты найдешь еще такого же придурка?

— Может, ты меня недооцениваешь? — поглядев попристальнее в зеркало, спросила я.

— Ну почему, — ответил он. — Вот один придурок, перед тобой. А больше ни одного такого нет.

Андрей остался у меня в памяти как необыкновенно мягкий и добрый человек. Даже не по-мужски как-то мягкий и добрый. Ну, кто сказал, что мы не должны расплачиваться за то, что мы решаем сделать!? И что другие не платят потом за нас!?

— Хотите, стукните его как следует, чтоб понял, как вашей дочке было больно, — предложила мне Валькина учительница. — Я не имею права такого допускать, но я закрою глаза, а его мама, она ведь говорила, что будет полагаться на меня…

— Я тоже полагаюсь на вас, — ответила я ей. — Как мама этого… Камеева. Родители не всегда должны вмешиваться в отношения детей. Вы как-нибудь уж разберитесь с этим мальчиком.

Люда Федотова, бывшая одноклассница, прибегает к Вале на каждой перемене. Все об этом знают. Люде теперь нет нужды таиться. В ее классе о моей дочери давно забыли. Им всем хватает Наташи Власовой, которую они все дружно чуть ли не каждый день уличают в очередной краже. Даже печальная Светлана присоединилась к карающему большинству, и теперь принята в коллектив.