Улитка в тарелке
Шрифт:
— Я не могу… дальше…
Сжав его острый локоток, Мира настойчиво сказала:— Надо посидеть немножко. Так бывает: вдруг раз — силы кончились! А посидишь, они снова набираются. Из земли, наверное…
Ничего не сказав, Эви послушно уселся на траву и вытянул ноги. Колено, с которого давно соскочил подорожник, поблескивало красным, но ранка уже затянулась. Мира с досадой вспомнила, что Эви упал, когда она тащила его на полянку среди берез, где они любили секретничать. Ей так не терпелось разделить с ним свою тайну… «У него уже не было сил, а я заставила его чуть ли не бегом… А он тоже… Сказать не мог?» — она виновато погладила его твердое плечо и заметила: «Совсем слабенькое…»— Сейчас…
— Да сиди сколько угодно! — мужественно решила Мира. — Ход же не закроется. Мы все равно его найдем.
Эви поднял побледневшее личико, морщины на котором сделались еще резче, и спросил тихо:— Почему они нас тут прячут?
— Они… Не нас прячут! Просто там… Там их взрослый мир, — она с ужасом поняла, что и сама не верит этому.
— Ты говорила, он большой. Скажешь, там детей больше нет? Вот те, что появились между ними и нами… И после нас… Они ведь, наверное, там!
Мира опять перешла на шепот:— Откуда ты знаешь? Ты этого не знаешь. Почему же тогда мы здесь?
Насмешливо скривив посиневшие от усталости губы, Эви посоветовал:— А ты у Дрима спроси. Ты же ему так верила!
— Ему как раз и хотелось нам все рассказать! — она вступилась так яростно только потому, что необходимо было убедить еще и себя.
— Что же не рассказал? И не расскажет, вот увидишь. Если бы ты не подслушала, мы вообще ничего не узнали бы.
И вдруг неожиданно с уважением Эви заключил:— Ты — молодец.
Миру потянуло уткнуться лицом в лопух, потому что на щеках стало слишком горячо. Но тут она заметила коричневую улитку, спрятавшую голову.— Гляди-ка! Точно, как твоя.
Эви озабоченно нахмурился:— Придется ее выпустить. А то как она будет, если я уйду? Никто же ей воды не подольет.
— Ну да, мы ведь все уйдем…
— Да если и не все! Думаешь, кто-нибудь про нее вспомнит? Даже если я попрошу, не вспомнят. Пацанов только в столовую от компьютеров дозовешься… Да я ее никому и не показывал, кроме тебя, — признался Эви, пытаясь скрыть улыбку.
Мира улыбнулась в ответ, не зная, что и сказать. «Спасибо», что ли? При чем здесь — «спасибо»? Тут нужно бы сказать что-то совсем другое…— Я тоже только тебе показала бы, если б у меня была такая, — нашлась она.
И подумала: «Ну, может, еще Дриму… Он разрешил бы ее держать». Ей показалось, что Эви подумал о том же. А с чего бы тогда он так странно улыбался? Губы у него уже не были синими, теперь они походили на засохшие травинки. «У меня такие же. — Мире захотелось прикрыть их рукой. — Скорей бы они стали розовыми и мягкими, как у Руледы! И почему она не нравится Дриму? Здорово, что не нравится…»— Давай, я одна поищу, — предложила она на всякий случай, хотя было заметно, что Эви оживает.
— Нет уж! — запротестовал он и начал подниматься. — Еще сбежишь туда без меня.
От возмущения у Миры перехватило дыхание:— Да ты что?! Я какая-то предательница по-твоему?
— Нет, Мира! Ты не кричи так… Я же просто сказал. Пошутил.
Сама не понимая, отчего в ней все так задрожало, Мира запальчиво проговорила:— Никогда так… Только представь! Я без тебя — как? А ты? Смог бы без меня?
От испуга глаза Эви позеленели:— Я же говорю, что пошутил!
— Ладно, — успокоилась Мира. — Пойдем. Только потихоньку.
Краем глаза она заметила, как мимо метнулась белка, легко прошуршав по сосне. Мира крикнула:— Смотри, смотри!
Но Эви не успел увидеть ее.— Какая она была? — вздохнув, спросил он.
— Я только хвост разглядела. Он такой выгнутый был. Ну, знаешь, как лепесток у саранки.
— Вот никогда не вижу. — Эви с досадой пнул выпирающий из земли сосновый корень. — Может, у меня шея не так поворачивается, как у тебя? Ну-ка, поверни! Подожди, теперь я… Ты быстрее.
— Ну да! Я же старше.
В голове что-то больно натянулось, будто уже раз прозвучавшая мысль выбиралась из памяти по тоненькому канату: «Раньше мне было легче забираться на дерево…» Она с тревогой взглянула на Эви: ему частенько удавалось угадывать ее мысли, и это всегда забавляло Миру. Сейчас же ей захотелось хорошенько тряхнуть его голову, чтобы это заимствованное у нее воспоминание тут же вылетело и запуталось в траве. Вон какая она высокая…— Пойдем, пойдем! — Мира заторопилась, позабыв, что обещала идти не спеша.
Их сухие, в трещинках ладони разом потянулись друг к другу. Они часто ходили, держась за руки, хотя никто их этому не учил. Воспитатели вообще редко к ним прикасались, и Мира понимала: им, таким красивым, должно быть противно дотрагиваться до съежившейся кожи детей. Ведь тогда им вспоминается, что когда-то они сами были такими, а это не слишком приятные воспоминания! Если они были такими…— Вот увидишь, они замаскировали этот ход, — сказал Эви.
Это длинное слово он как-то услышал от Прата, который иногда нравился ему даже больше, чем Дрим. У Прата волосы были не золотыми, а черными, но это выглядело ничуть не хуже. А то, что он не такой высокий, как Дрим, даже радовало Эви — рядом с Пратом можно даже забыть, как долго еще расти. Мира похлопала по стене свободной ладонью:— Если тут где-то есть дверь, она может открыться, когда толкнешь. Давай толкать?