Ульмигания
Шрифт:
Глава 20
Он почувствовал, что замерз, хотел повернуться, но руки его будто исчезли. Василько открыл глаза. Пошевелил руками. Они были надежно связаны за спиной. Связывали бесчувственного, иначе сейчас он смог бы освободиться. Ноги тоже были плотно обмотаны веревками. Он повернулся на спину сколько смог и осмотрел темноту. Справа вверху светлел небольшой квадрат. Он был в «темной». Так. И как же он сюда попал? Василько расслабился и стал вспоминать.
Сидел под березой. Рыжий выродок, внезапно охромевший. Рана на бедре от ножа. Василько хотел посмотреть, есть ли у
Он почувствовал, что снаружи кто-то есть.
— Эй! — крикнул он. — Кто-нибудь!
Свет в смотровом окошке заслонила чья-то голова.
— Позовите князя, — сказал Василько.
Голова исчезла. Через какое-то время загремели засовы, и в темную вошел сначала витинг с факелом, а затем Кантегерд.
— Очухался? — спросил Кантегерд.
— Прикажи развязать меня, — сказал Василько.
Кантегерд подумал, потом сказал витингу:
— Развяжи ему ноги.
Витинг снял веревку.
— А руки? — спросил Василько.
— С руками погодим пока.
Василько встал.
— Там снаружи полтора десятка моих витингов, — сказал Кантегерд, как бы между прочим. — А твои люди заперты под охраной.
— За что же такая честь? Не за то ли, что мы пять лет живота не жалели для твоей светлости?
Кантегерду принесли скамью, и он сел. Василько остался стоять перед ним со связанными руками. Как пленник. «Интересно оборачивается», — подумал он.
— Ты меня не попрекай, — сказал Кантегерд. — За твою службу тебе и честь была особая. Я тебя чуть не за брата почитал. А тебе, видать, этого мало было? Захотелось место мое занять, самому княжить?
Василько вгляделся ему в лицо.
— Что с тобой, князь? Или пива с горя перепил? Может, тебе пойти проспаться? Я могу здесь и до утра подождать.
Кантегерд вдруг вскочил и заорал, выпучив глаза:
— Ты мне голову не дури! Хватит! Наслушался я твоих речей дружеских! Ты наследника моего в озере утопил? Отвечай, не то я прикажу тебя поджарить!
Василько опешил.
— Какого наследника? В каком озере? Ты что, бредишь, князь?
Кантегерд сник, снова сел на скамью и уставился на свои сапоги.
— В озере, за часовней, — сказал он. — Сегодня выловили.
Василько еще плохо понимал то, что он говорил.
— Генрих — в озере, за часовней?
— Дитрих видел, как он с тобой шел туда, — добавил Кантегерд. — Тебе не отпереться. Ребенок такое не выдумает.
Василько зло усмехнулся.
— Да уж, ребенку такого не выдумать. А что же он раньше молчал, когда мы болота да леса обшаривали?
Кантегерд поднял голову и посмотрел на Васильку:
— Тебя боялся.
— Ясно, — сказал Василько. — Интересно оборачивается. А тебе Марта говорила, что произошло, пока ты гостил у самбов?
— Да, — сказал Кантегерд. — Только я думаю, ты сам же это и подстроил.
Василько аж дернул головой с досады. Но с толку сбить себя не дал.
— Так вот, я у того пса зуб выбил. Он у меня здесь, за поясом. Можешь посмотреть.
Кантегерд повел головой, витинг влез Васильке за пояс, вытащил клык и передал князю. Он повертел его в руке.
— Собачий.
Василько кивнул:
— Левый, верхний. У Дитриха его тоже нет.
Кантегерд поднял голову.
— Ну и что? У всех детей падают зубы в этом возрасте.
«Что бы я ни сказал сейчас, Кантегерд не поверит», — подумал Василько, но попробовал зайти с другой стороны:
— Вспомни, я сам тебе привез его…
— Хватит! — сказал Кантегерд. — Я всегда считал тебя честным воином. Противно смотреть, как ты изворачиваешься.
«Он ничего не слышит», — подумал Василько.
— Утром тебя казнят, — добавил Кантегерд. — Мы похороним тебя по-христиански. Я вызову брата Петера. Ты умрешь, как рыцарь, и никто не узнает о том, что ты натворил. Это все, что я могу для тебя сделать.
Васильке почему-то стало очень жаль Кантегерда. Он вдруг увидел, как тот постарел за этот день.
— Ты думаешь, если б я хотел княжить в твоем племени, то вытаскивал бы тебя из-под ножа вайделота?
Кантегерд встал и махнул рукой.
— Тут тебе мои витинги помешали. Мне говорили, что ты будто бы сам собирался меня отбить. Если б мои витинги не…
— Твои витинги? — перебил его Василько. — Смотри, княже!
Он ударил державшего факел ногой в пах и, когда тот, охнув, согнулся, другой ногой — в висок. Князь выхватил нож, но он тут же был выбит из его руки, и сам он, через мгновение, кувыркнувшись через Васильку, оказался лежащим на полу. Василько сидел верхом на груди князя, а его колено давило Кантегерду на горло. Упавший факел судорожно вспыхнул и погас. Князь хотел крикнуть, но не смог, только хватал ртом воздух. Руки его были под Василькой. Он понял, что еще чуть-чуть — и умрет. Но Василько ослабил нажим.
— Ты видишь, князь, — сказал Василько. — Если бы мне понадобилось, я мог бы тысячу раз тебя убить. Но я уже понял, что доказывать тебе сейчас что-либо не имеет смысла. Поэтому, я отпущу твои руки, а ты снимешь с меня веревку. Потом я скажу, что нужно делать. Если ты не натворишь глупостей, я не причиню тебе вреда.
Он приподнялся, и Кантегерд, на ощупь отыскивая концы, развязал ему руки. Василько отпустил его и исчез в темноте. Кантегерд встал на ноги. Внезапно он почувствовал, что ему стало гораздо легче, чем было до сих пор. Он будто вышел из тумана на берег, к чистой воде. Так было, когда он пришел в Самбию и увидел море. Вместе с тем появилось осознание того, что он только что совершил какую-то роковую ошибку, за которую после придется жестоко заплатить. И если б знать — какую? — то ее можно бы тут же исправить. Но в голове была мешанина, в которой он не мог разобраться.
— Послушай, — сказал он в темноту.
— Нет, — перебил его голос Васильки. — Я тебя уже выслушал. Теперь ты меня будешь слушать. У меня в руках меч, и ты знаешь, что это значит. Если не хочешь лишиться своих витингов, ты их сейчас отошлешь.
Кантегерд подошел к двери, открыл ее и приказал ятвягам разойтись.
— У тебя все в порядке, светлый князь? — спросил один из них, вглядываясь в свете факела в Кантегерда.
Приказ казался странным, и он надеялся увидеть какой-то жест или знак о том, чтобы быть начеку. Но и лицо, и голос князя были спокойны, и даже казалось, он доволен чем-то.