Уловка медвежатника
Шрифт:
– Что-то мне подсказывает, что вы задержитесь в арестантской надолго, – угрюмо произнес Виноградов.
– Послушайте, меня не было в городе во время ограбления, и о том, что происходило в это время в здании, я не имел ни малейшего представления. Я вообще к этому не имею никакого отношения!
– А у меня совершенно другие данные. Вы специально учинили ремонт, чтобы вашим сообщникам легче было проникнуть в помещение банка. Мы знаем, в каких именно гостиницах остановились ваши сообщники. Все они были узнаны служащими гостиницы. В нумерах они проживали довольно
Цепкие пальцы Епифанцева впились в остатки шевелюры, на лице отобразилось мука.
– Это просто какой-то кошмар! Его тоже нужно пережить. Представляю, как сейчас страдает моя жена. Я ведь рассчитывал увидеться с ней через час после того, как ушел. Но прошла уже целая неделя! Послушайте, гражданин начальник, вы можете сделать мне милость? – Глаза Епифанцева вспыхнули лихорадочным огнем.
– Смотря о чем пойдет речь.
– Вы можете передать моей жене записку?
– Это делать запрещено. Хотя… Какого рода будет записка?
– Ничего особенного, просто что со мной все в порядке. Вы даже не представляете, как она сейчас убивается!
– Я могу это представить, – попытался сдержать улыбку Григорий Леонидович.
Глаза Епифанцева потеплели, – в самых уголках глаз арестованного Виноградов даже разобрал наметившиеся слезы.
– Эта такая замечательная женщина. Боже мой, как я ее люблю! Вы не можете мне отказать!
– Так и быть, я передам послание вашей супруге.
– Господи, я знал, что вы замечательный человек. – Руки Епифанцева сцепились в замок. – В полиции тоже служат понимающие люди.
– Вы что думаете, мы без сердца? – укорил Григорий Леонидович. – У меня у самого есть благоверная, которая за меня очень переживает. – Посмотрев на часы, добавил: – Наше время заканчивается, у вас есть пятнадцать минут. – Выдвинув ящик стола, Виноградов достал карандаш и бумагу. – Вот, возьмите. Пишите!
– Я даже не знаю, как вас благодарить, – расчувствовался Епифанцев.
– Благодарить не нужно. Вы мне просто расскажите, как произошло ограбление и кто в нем участвовал.
Отодвинув бумагу, арестованный произнес:
– Я еще раз вам повторяю, не знаю, о чем вы говорите.
– Однако, вы упорный.
– Мне не в чем упорствовать, я говорю то, что есть.
– Может, вы и в гостиницах никогда не бывали?
– Может, и приходилось бывать… Но какое отношение это имеет к ограблению?
– Вы встречались с господином Макарцевым и Евдокимовым, известными медвежатниками?
– Я не знаю этих господ, о которых вы столько говорите, – усталым голосом проговорил Епифанцев. – Отвечаю вам уже в сотый раз. К этому ограблению я не имею никакого отношения. Если эти господа виноваты в ограблении банка, так спрашивайте у них! Найдите их! Арестуйте их, наконец! Я буду только рад этому. Ведь через них я сам несу большие убытки, а про свои моральные страдания я даже не говорю.
Тяжело вздохнув, Виноградов произнес:
– Вижу, что нам с вами не договориться. Придется тогда поступать как-нибудь по-другому. Конвой!
Распахнув дверь, в комнату энергично вошел надзиратель.
– Я, ваше высокоблагородие!
– Вот что, братец, отведи этого субчика на место. Кажется, он не желает со мной разговаривать.
Ухватив Епифанцева за отворот, надзиратель крепко его встряхнул:
– А ну пошел! Чего высокоблагородие раздражать!
– Только без мордобоя, голубчик, – поморщился Виноградов. – Я этого не люблю.
Разговор с арестованным ничего не дал. Несмотря на хлипкий вид, Епифанцев оказался большим упрямцем. Требовалось поразмыслить, как с ним следовало поступать дальше.
Глава 11
ИЗРЯДНЫЙ УПРЯМЕЦ
Вернувшись в Московский сыск, Виноградов прошел к себе в кабинет и устало плюхнулся на мягкий диван. Затем нажал на кнопку звонка, а когда в дверях возник дежурный, спросил:
– Господин Краюшкин здесь?
– Да, уже подошел.
– Позовите его ко мне.
Через минуту в дверях возник Виктор Краюшкин.
– Вот что, голубчик, немедленно переезжайте из Московского сыска!
– Что же я такого сделал, Григорий Леонидович, что вы решили от меня избавиться? – обиженно протянул Краюшкин.
Он стоял подле, дожидаясь ответа. Губы надулись, принимая обидчивое выражение.
Виноградов невольно рассмеялся:
– Право, вы как малый ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Никак не думал, что вы такой впечатлительный. Вот вы мне скажите как на духу. Только не врать, – погрозил он пальцем. – Как никак с начальником сыскной полиции разговариваете. Сколько у вас было женщин за последние полгода?
Краюшкин выглядел оскорбленным.
– Как-то неловко говорить.
– А все-таки?
– Неужно вы думаете, что я их считаю, Григорий Леонидович? Может, десятка два, а может, и поболее.
– Ишь вы какой… А молодец!
– А что еще с ними делать, когда они сами на меня вешаются? Как-то и не по-людски будет, если я им буду отворот давать. Кто-то же должен и дам ублажать.
Виноградову даже показалось, что он услышал невольный вздох своего помощника: кому-то ведь нужно находиться на столь трудном участке. Похоже, что отношения с женщинами он воспринимал как некую тяжелую миссию, выпавшую на его долю.
– Верно, голубчик, – вздохнул Виноградов. – Вы настоящий альтруист. Понимаю, как вам нелегко. – Успокойтесь, я не имею ничего против вашего обольщения дамочек. Я даже считаю, что ваш талант будет весьма полезен в нашем деле. Так вот, вы сегодня устраиваетесь в другую гостиницу. Зайдете к жене арестованного Епифанцева и передадите ей привет от Макарцева. Назовитесь его большим другом и намекните, что вам известно об их романтических отношениях…
– А если она не поверит? – засомневался Виктор Краюшкин.