Уловка «Прометея»
Шрифт:
В тот вечер Брайсон и Лейла проговорили допоздна, планируя свой визит в замок Арно. Это было чрезвычайно рискованное предприятие – в особенности теперь, после взрыва «Испанской армады». Конечно же, выживших, которые могли бы их опознать, не осталось, но если такие влиятельные люди, как Калаканис и множество его гостей, а также эмиссары и агенты других влиятельных людей, исчезают в огненном аду, это не может не вызвать тревогу в залах заседаний и кабинетах, рассеянных по всему миру. Так что все эти влиятельные люди, вовлеченные в гнусные, но очень, очень прибыльные предприятия, сейчас наверняка были настороже. Жак Арно потерял один из своих каналов и потому беспокоился о собственной безопасности. Кто знает, вдруг уничтожение корабля Калаканиса было лишь первым ударом, началом широкомасштабной операции, направленной против незаконных торговцев оружием? Жак Арно, ведущий французский торговец оружием,
На корабле Лейла действовала в облике зеленоглазой блондинки, так что по крайней мере ее внешность изменилась кардинальным образом. Брайсон же не мог исключить вероятности того, что его как-нибудь да сумеют опознать. Если кто-нибудь успел до затопления корабля переслать через спутниковую связь записи, сделанные скрытыми камерами, то эти записи наверняка разошлись среди частных служб безопасности, обладающих огромными ресурсами.
Поэтому Брайсон сделал кое-какие покупки в театральном магазинчике неподалеку от «Гранд-опера», и на следующий день его внешний вид разительно изменился. Волосы Ника сделались седыми – причем именно такого оттенка, который появляется у седеющих блондинов. Волшебники из технической службы Директората в свое время хорошо обучили Брайсона искусству маскировки. Защечные вкладыши сделали его лицо одутловатым, а накладки из латекса помогли создать мешки под глазами и прорисовать морщины вокруг глаз и рта. Главное – это мелкие детали; за долгие годы маскировки Брайсон отлично усвоил эту истину. Незначительные изменения могут создать потрясающий эффект, не вызывая при этом подозрений. Теперь Брайсон выглядел по меньшей мере лет на двадцать старше: видный пожилой джентльмен, чьи манеры и положение в обществе вполне соответствуют прочим завсегдатаям Шато-де-Сен-Мерис. Он превратился в Джеймса Коллье, банкира из Санта-Фе, штат Нью – Мексико, занимающегося инвестициями и спекуляциями. Как и большинство специалистов по финансовым спекуляциям, предпочитающих работать подальше от взоров публики, мистер Коллье мало говорил о себе, а в ответ на вежливые расспросы просто отшучивался.
Брайсон и Лейла остановились в маленькой, скромной, безымянной гостинице на рю Труссо. Никто из них здесь прежде не проживал; главным достоинством этой гостиницы была ее полнейшая заурядность. Из аэропорта Лабаколла они добирались в Париж разными путями: Брайсон через Франкфурт, а Лейла через Мадрид. Правда, при размещении в гостинице возникла некоторая сложность – увы, неизбежная. Они путешествовали вдвоем, а в отелях обычно подразумевалось, что путешестующая вместе пара делит постель. Или, по крайней мере, комнату. Однако Брайсон попросил, чтобы им предоставили отдельные спальни в смежных номерах. Возможно, это слегка выбивалось из принятного порядка вещей, но зато свидетельствовало об определенном уровне пристойности, каковой поддерживала эта неженатая пара, о некой старомодной осторожности. Если же говорить правду, Брайсон боялся, что искушения плоти его одолеют. Лейла была красивой и очень сексуальной женщиной, а он слишком много времени провел в одиночестве. Но ему не хотелось рисковать едва сложившимися рабочими взаимоотношениями – так он себе говорил. Или, возможно, он боялся утратить необходимую осторожность? Или… Может, он хочет продолжать держаться наособицу, пока не разберется, что же случилось с Еленой и какое место она теперь занимает в его жизни?
В настоящий момент Лейла вела Брайсона через заполненный людьми зал, улыбаясь, кивая светским знакомым и продолжая мило болтать:
– История гласит, что этот замок был построен в семнадцатом веке одним из министров Людовика Четырнадцатого. Он был так великолепен, что король возревновал, арестовал министра, похитил его архитектора, садовника и всю мебель, а потом, подстрекаемый завистью, начал строить Версаль – чтобы его уже никто и никогда не смог превзойти.
Брайсон улыбался и кивал, сохраняя вид богатого человека, на которого его окружение произвело весьма приятное впечатление. Пока Лейла говорила, Ник обшаривал взглядом толпу и, замечая знакомое лицо, быстро отводил глаза. Он проделывал подобный фокус бессчетное число раз, но сейчас все было иначе: сейчас он вступил в область неизведанного. Кроме того, его план был готов лишь в самых общих чертах, и необходимо было импровизировать, опираясь на свои отточенные инстинкты.
Какая именно связь существовала – если существовала – между Жаком Арно и Директоратом? На борту «Испанской армады» группа убийц, намеревавшаяся прикончить его, действовала совместно с человеком Арно. Братья-фриульянцы были наемниками Директората, а это с высокой долей вероятности указывало
Все эти детали даже сами по себе были в высшей степени многозначительны, но, будучи собранными вместе, кусочки косвенных улик образовывали мозаику, наводящую на крайне красноречивые мысли. Похоже, Жак Арно являл собой одну из закулисных сил, ныне контролирующих Директорат.
Но Брайсону необходимы были доказательства. Веские, неопровержимые доказательства.
Они ведь где-то существовали. Но где?
По словам Лейлы, израильтяне считали, что фирма Жака Арно участвовала в отмывании огромных денежных сумм для различных преступных группировок, в том числе и для русской мафии. Наблюдатели Моссада предполагали, что Арно часто ведет деловые телефонные переговоры отсюда, из своего замка. Но неоднократные попытки Моссада и других спецслужб подслушать эти переговоры окончились безрезультатно. Переговоры Арно были защищены мощным шифратором и декодированию не поддавались. Брайсон сильно подозревал, что где-то в глубинах замка припрятано специальное оборудование связи – как минимум «черный» телефон, способный зашифровывать и расшифровывать сигналы, поступающие по телефонной линии, то есть разговоры как таковые, факсы и электронную почту.
Пока они пробирались через толпу, переходя из комнаты в комнату, Брайсон обратил внимание на картины, в изобилии развешанные по стенам, и это навело его на одну идею.
Расположенная наверху маленькая комната была погружена в полумрак. Лица двух мужчин в деловых костюмах освещал лишь мрачный синеватый отсвет экранов. Переплетение нержавеющей стали и полированных хромированных поверхностей, оптоволоконных кабелей и электронных лучевых трубок на фоне старинной каменной стены создавало некую странную модернистскую композицию. На каждом экране красовалось изображение определенной комнаты. Незримые для многочисленных гостей миниатюрные видеокамеры, спрятанные в стенах, арматуре и осветительных приборах, передавали качественное изображение на рассмотрение работников безопасности, дежуривших перед экранами. Оно было настолько четким, что наблюдатель мог разглядеть любое лицо, по какой-либо причине вызвавшее у него интерес или беспокойство, а мог и увеличить изображение так, чтобы это лицо заняло весь экран. Полученные таким образом снимки можно было оцифровать и сравнить с прочими фотографиями, хранящимися в сети. Это давало возможность установить личность любого подозрительного гостя – и при необходимости тихо попросить его удалиться.
Пальцы пробежались по кнопкам. На экране возникло увеличенное изображение лица, и двое мужчин принялись пристально его разглядывать. Это был седовласый, слегка одутловатый, загорелый мужчина, заблаговременно внесенный в список службы безопасности Арно – некий Джеймс Коллье из Санта-Фе, штат Нью-Мексико.
Работники безопасности заинтересовались этим человеком не потому, что они его узнали. Напротив – их внимание привлекло именно то, что они его не узнали. Этот человек был неизвестной величиной. А для сверхбдительной службы безопасности Жака Арно любая неизвестная величина являлась поводом для беспокойства.
Жена Жака Арно, Жизель, была высокой надменной женщиной с аристократической осанкой, орлиным профилем и черными волосами, уже тронутыми сединой. Линия волос располагалась неестественно высоко, а кожа лица была чересчур туго натянута, безошибочно свидетельствуя о регулярных посещениях некой швейцарской «клиники». Насколько заметил Брайсон, мадам Арно собрала свой «двор» в углу библиотеки – комнаты, чьи стены были сплошь покрыты книжными полками. Небольшая толпа сгрудилась вокруг Жизели, ловя каждое ее слово. Брайсон узнал ее – это лицо регулярно появлялось в отделе светской хроники «Пари матч», а он, воспользовавшись услугами Национальной библиотеки, внимательно просмотрел подшивку этой газеты за несколько лет.
Прихлебатели, казалось, были ослеплены остроумием мадам Арно и откликались на каждую ее реплику взрывом веселья. Взяв у официанта с подноса два бокала с шампанским и вручив один Лейле, Брайсон указал на полотно, висящее неподалеку от мадам Арно. Он размашистым шагом приблизился к картине, оказавшись таким образом в пределах слышимости хозяйки дома, и произнес – достаточно громко, чтобы перекрыть гул расположившейся по соседству компании:
– Просто фантастика! Вы видели написанный им портрет Наполеона? Это потрясающе: он изобразил Наполеона в облике римского императора, превратил его в статую, в живую икону.