Уловка «Прометея»
Шрифт:
– Ты выглядишь даже моложе, чем раньше, – заметил Брайсон.
– Ну, за деньги можно купить все, что угодно, – отозвался Тарнапольский. Как обычно, в его речи сардонические нотки причудливо переплетались с искренним весельем. Он жестом велел официанту разлить шампанское, а также наполнить рюмки грузинским вином, белым «Цинандали» и красной «Хванчкарой». Как только Тарнапольский поднял бокал, собираясь произнести тост, рядом с их столом возникла стриптизерша. Юрий сунул ей парочку крупных купюр и вежливо подтолкнул женщину к соседнему столику, за которым сидели бизнесмены в темных костюмах.
Они с Брайсоном вместе работали над несколькими особо важными заданиями, которые Тарнапольский всегда считал чрезвычайно
Тарнапольский доказал, что стоит каждой копейки своего непомерного жалованья. Он добыл для Брайсона чертежи лабораторного оборудования и отвлек наружную охрану, организовав сообщение об ограблении резиденции губернатора. Запугав внутреннюю охрану института своим кагэбэшным удостоверением, Тарнапольский провел Брайсона к холодильным камерам с тройной степенью защиты, где Ник сумел отыскать нужные ему ампулы. Затем Тарнапольский устроил вывоз ампул из страны по кружному маршруту, спрятав их на корабле с мороженой бараниной, отплывающем на Кубу. Так Брайсон – и Директорат в его лице – сумел доказать то, что не удалось множеству международных наблюдателей: что «Вектор» – а значит, Россия – причастен к производству биологического оружия. Они получили неопровержимые доказательства в виде семи ампул очень редкого штамма преобразованной для военных целей сибирской язвы.
Тогда Брайсон искренне гордился своим успехом и блестяще проведенной операцией. Тед Уоллер очень хвалил его. Но после сообщения о вспыхнувшей в Женеве эпидемии сибирской язвы – возможно, того самого штамма, который он похитил в Новосибирске, – у Брайсона словно что-то перевернулось внутри. Его просто тошнило от осознания того, как ловко им манипулировали. Можно было не сомневаться, что для теракта в Женеве была использована та самая культура сибирской язвы, которую он украл много лет назад.
Тарнапольский широко улыбнулся.
– Как тебе нравятся наши темнокожие красотки из Камеруна? – поинтересовался он.
– Надеюсь, ты понимаешь, что о моем визите не стоит никому рассказывать? – вопросом на вопрос откликнулася Брайсон и сам едва расслышал свои слова – они тут же утонули в царящем шуме.
Тарнапольский пожал плечами, словно говоря: «Естественно».
– Дорогой друг, у каждого из нас имеются собственные тайны. Как ты можешь догадываться, и у меня в том числе. Но раз уж ты объявился в нашем городе, не будет ли нескромностью предположить, что ты приехал не ради осмотра достопримечательностей, в отличие от прочих членов вашей группы?
Брайсон объяснил суть того деликатного дела, на которое он желал подрядить Тарнапольского. Но стоило лишь Брайсону упомянуть имя Пришникова, как на лице бывшего кагэбешника отразилось искренне беспокойство.
– Кольридж, друг мой, я не из тех людей, которые смотрят дареному коню в зубы. Как тебе известно, мне всегда нравились наши совместные предприятия. – Он
Тарнапольский слабо усмехнулся и сам ответил на собственный вопрос:
– Вы его называете президентом.
Брайсон кивнул:
– Сложная задача заслуживает хорошего вознаграждения.
Тарнапольский придвинулся поближе к Брайсону.
– Кольридж, друг мой, Анатолий Пришников – опасный и безжалостный тип. Я уверен, что у него имеются свои люди даже в этом клубе – если клуб вообще не принадлежит ему напрямую.
– Я понимаю, Юрий. Но ты, насколько мне помнится, не тот человек, чтобы уклоняться от брошенного вызова. Возможно, мы сможем провернуть какое-нибудь совместное дело к нашему обоюдному удовлетворению.
Следующие несколько часов – сперва в «Черной птице», потом в огромных апартаментах Тарнапольского на Садово-Самотечной – двое мужчин обсуждали финансовые и прочие условия сложного контракта. Им не хватало еще двух человек, и Тарнапольский обязался их подыскать.
– До Анатолия Пришникова без кровопролития не доберешься, – предупредил Тарнапольский. – И кто может гарантировать, что часть пролитой крови не будет принадлежать нам?
К утру они наконец-то выработали план.
Они отказались от идеи подбираться к слишком хорошо защищенному Пришникову напрямую – это была чересчур опасная мишень. Как решил Тарнапольский, очень осторожно переговорив по телефону с несколькими своими бывшими коллегами, уязвимой точкой являлся главный заместитель Пришникова, низкорослый хилый человечек – Дмитрий Лабов. Лабова, давнего помощника Пришникова, знали в определенных кругах как человека, который хранит секреты.
Но даже и Лабова трудно было назвать легкой добычей. Как выяснил Тарнапольский, заместитель Пришникова каждый день курсировал между своей тщательно охраняемой резиденцией и столь же тщательно охраняемым офисом «Нортекса», расположенным на проспекте Мира, неподалеку от ВДНХ.
Лабов ездил на пуленепробиваемом «Бентли» – две тонны брони, поставленные на колеса. (Впрочем, как было известно Брайсону, полностью неуязвимой для пуль и осколков эта машина не являлась.) Но все же это был почти танк, бронированный автомобиль четвертого, высшего класса защиты, способный защитить даже от мощного армейского оружия, вплоть до пуль калибра 7,62, используемых войсками НАТО.
Во время работы в Мехико и в Южной Америке Брайсон имел возможность познакомиться с подобными бронированными автомобилями. Как правило, их делали из алюминия марки 2024-Т3, толщиной четверть дюйма, и высокотехнологичного композитного материала. Обычно это был арамид и полиэтилен со сверхвысоким молекулярным весом. В стальные двери вместо стекол вставлялся высокопрочный пластик в полдюйма толщиной, укрепленный фибергласом, способный остановить пулю из карабина калибра 0,30, выпущенную с расстояния в пять футов. Спереди ставилось лобовое стекло с полиуглеродным покрытием. Бензобак плотно закрывался и не взрывался даже при прямом попадании. Специальная сухая батарея должна была поддерживать работу двигателя после нападения. Специальные шины, остающиеся безопасными после прокола, позволяли развить скорость до пятидесяти миль в час, даже будучи пробиты пулями.