Ultima Forsan
Шрифт:
Он ловко попытался отделаться очевидными вещами, но я не из тех, кого можно так запросто обвести вокруг пальца.
– Это понятно, - отмахнулся я. – Ты лучше скажи, как докатился до того, что оказался лицом в банде этих ублюдков? – щадить чувства молодого тевтона я не собирался.
– Карты, - коротко бросил он, как будто это должно было всё объяснить, но тут же продолжил: - Меня обчистили, раздели едва ли не догола. Я ещё и должен остался, вот и отрабатывал долг. Конечно, прикидывал как бы сбежать, ведь работать на таких ублюдков приходится всю жизнь. Они же как клещи, если раз вцепились,
– А скандинав отчего молчит всю дорогу? – спросил я. – Он что, немой что ли?
– Да считай что немой, - кивнул тевтон. – Он только на своём языке болтать горазд, а другие так и не удосужился выучить. Только я с ним общий язык найти сумел.
– Это как же? – почти непритворно удивился я.
– Я в Риге служил в морском патруле, - объяснил тевтон. – Там много служило скандинавов.
– Смотрю ты был неплохим подспорьем бандитам в Парме, - усмехнулся я.
Тевтон ожёг меня злым взглядом, однако ничего говорить не стал. Глупо было бы с его стороны спорить с очевидным. Я не боялся задевать больные струны в его душе, иногда это было даже полезно. Тевтон был не из тех людей, что способны на подлость. Он скорее по-рыцарски бросит мне в лицо перчатку, чем ударит ножом в спину, а потому его прямой как палка злости я не боялся. Если он глупее, нежели я думаю о нём, то ответит на мои подначки, и я окончательно утвержу власть над ним, да и скандинавом заодно. Если же будет умнее, то и без этого признает моё главенство в нашем маленьком отряде.
Оба мальчишки всю дорогу изводили расспросами пистольера. Отец их явно не баловал историями о своих военных приключениях, а вот пистольер наоборот оказался удивительно словоохотлив. Его совершенно не раздражали пристающие дети, он охотно отвечал на их многочисленные вопросы, рассказывал о том как воевал с людьми и разными тварями. Уверен, пистольер довольно сильно приукрашивал свои рассказы, а когда и вовсе переходил на какие-то байки. Но мальчишки от него были в полном восторге.
– Вот дослушаются наши мальчики, - качала головой супруга бывшего сержанта алебардщиков, неодобрительно поглядывая то на мужа, то на пистольера.
– Судьба солдата – не худшая, - пожал плечами в ответ её муж. – И ты тому лучшее доказательство. И дети наши – тоже.
Шагавший, как и прежде, на некотором отдалении от них скандинав переложил свою двуглавую секиру с одного плеча на другое, и пробурчал что-то себе под нос.
– Что он сказал? – спросил я у тевтона.
– Говорит, что слишком тихо, - сказал тевтон, - не к добру.
Нас обгоняли повозки купцов или крестьян, едущих в Пьяченцу, несколько раз прогарцевали всадники герцогского патруля. Попадались навстречу и такие пешие путники вроде нас. Однако в общем дорога была довольно безлюдной, как всякая в такой близости от города скорби.
Первым дурным знаком стала перевёрнутая повозка, лежащая в придорожной канаве. Первым её заметил всё тот же скандинав. Он махнул рукой, указывая в кювет. Все остановились, пытаясь разглядеть, что же там валяется. Я оставил семейство под охраной пистольера, которому полностью доверял, а сам отправился посмотреть поближе вместе с тевтоном и скандинавом.
– Зоркий у твоего приятеля взгляд, - сказал я тевтону, когда мы присели на краю канавы.
В кювете лежала перевёрнутая повозка. Земля вокруг неё была просто пропитана кровью. Лошади так и остались запряжёнными, а вот тел людей нигде не видно.
– Лошадей скорее всего волки объели, - сказал тевтон, - уже после того, как на повозку напали.
– Это не обычные мертвецы, - кивнул я. – Тут поработала тварь посильнее.
Вернувшись к остальным, я заявил, что привалов мы делать не будем.
– Надо как можно скорее добраться до Пьяченцы, - заявил я, - там и отдохнём уже под нормальной крышей.
– Я всё понимаю, - сказал мне отец семейства, подойдя поближе, чтобы не слышали остальные, - но дети долго не выдержат. Они и так вымотаны, а ещё немного и вовсе с ног валиться начнут.
– Надо хотя бы убраться отсюда как можно дальше, - ответил я. – Нельзя устраивать привал так близко от побоища. Те, кто устроил его, вполне могут вернуться.
И всё же отец семейства был прав – дети просто не выдержали темпа ходьбы. Не прошло и часа, как они начали отставать. Вместе с ними отстал и пистольер, чтобы присматривать за мальчишками.
– Ладно, - сдался я. – Привал на три часа.
Я глянул на небо. Пускай поздний осенний день и короток, но до заката мы должны успеть укрыться за стенами Пьяченцы.
Мы расселись у костра, давая отдых усталым ногам и грея руки в его пламени. Ели то, что взяли с собой из Пармы, запивая разбавленным пивом. Пить воду даже из ключа или родника никто не стал бы – риск слишком велик.
Наевшись, дети быстро уснули, уютно устроившись на коленях у матери. Трещал костёр. Я откинулся на спину, глядя в тускнеющее небо, и решая, когда скомандовать подъём. Слишком долго рассиживаться не стоит.
И тут скандинав снова пробурчал что-то себе под нос.
– Слишком тихо, - перевёл тевтон. – Звуки как будто пропали…
Я осознал это через пару мгновений, и тут же обругал себя последними словами за глупость. Непростительно расслабился!
– Подъём! – выкрикнул я, вскакивая с земли.
Тевтон, скандинав и пистольер уже были на ногах. Оружие все держали наготове.
Привал мы устроили на обочине дороги, и были как на ладони у нападающих. Ими оказались стригои – чертовски опасные твари, умеющие передвигаться очень тихо. Выдавало их как раз полное отсутствие звуков – самый явный признак появления этих монстров.
Они выбирались из придорожной канавы. Одетые в рваньё, у многих головы повёрнуты под неестественным углом, а шею перечёркивают чёрные борозды. Повешенные за преступления, они поднялись к новой, страшной жизни бродячих мертвецов. Однако стригои куда шустрее обычных покойников, и прикончить их намного сложнее. А уж хозяина стаи так и подавно. Но тот слишком хитрый хищник, чтобы первым кидаться на добычу, ведь та может оказаться весьма опасной.
Пистольер разрядил в выбирающихся из канавы тварей оба своих пистолета, снеся головы двум. Я последовал его примеру, и тут же выхватил палаш. Рядом обнажил широкий меч, какие предпочитают на его родине, тевтон. Скандинав же примерялся, как сподручней снести пару уродливых стригойских голов своей двуглавой секирой.