Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
– Ни дать ни взять сумасшедший, – согласился Панов.
– Я говорю ему, что ищу мужчину и женщину, спрашиваю насчет записки. А он талдычит свое: записки нет, но вы можете воспользоваться телефоном... Сумасшествие какое-то!
– Да, у меня здесь неплохо бы пошли дела, – засмеялся Мо. – И все-таки, может, он видел парочку?
– Я спросил его об этом, он сказал, что парочки бродят здесь десятками, и указал на этот парад со свечами. А потом опять уставился в это проклятое окно.
– Кстати, что это за парад?
– Сторож сказал, что это какая-то религиозная секта, которая хоронит своих покойников по ночам, и что, вероятно, это цыгане. Сказал и тут же перекрестился.
– Эти цыгане насквозь промокнут, – заметил Панов, приподняв воротник плаща, потому что дождь усиливался.
– Боже, почему же я забыл об этом?! – воскликнул Конклин, взглянув куда-то за Панова.
– О чем ты? – спросил психиатр.
– О большом надгробье на полпути вверх по холму, позади сторожки. Это произошло там!
– Где ты пытался... – Мо не закончил фразу, поскольку в этом не было необходимости.
– На самом деле это Дэвид мог убить меня, но не сделал этого, – сказал Алекс. – Пошли!
Они прошли мимо сторожки и растворились в темноте. Их путь лежал вверх по заросшему травой холму, на котором белыми пятнами выделялись блестящие от дождевых капель надгробия.
– Полегче, – взмолился Панов, тяжело дыша. – Ты успел привыкнуть к своей несуществующей ноге, а я вот все никак не свыкнусь ее своим изнасилованным телом.
– Извини.
– Мо! – раздался женский голос. Из-за колонны, украшавшей вход в склеп, размеры которого были под стать мавзолею, появилась женская фигура, размахивающая руками.
– Мари?! – крикнул Панов и, опережая Конклина, бросился вперед.
– Потрясающе! – зарычал Алекс, с трудом преодолевая подъем. – Услышал женский голос – и сразу забыл о «насилии».
Последовали объятия: семья опять была в сборе. Панов и Мари о чем-то шептались. Джейсон Борн отвел Конклина в сторонку, ближе к краю портика; дождь разошелся не на шутку. Траурная процессия внизу остановилась возле могилы. Свечи давно погасли, а количество присутствующих заметно уменьшилось.
– Я выбрал это место, Алекс, потому что увидел шествие внизу... С ходу я не мог придумать ничего лучшего, – пояснил Джейсон.
– Помнишь сторожку и ту аллею, что вела к автостоянке?.. Ты победил тогда. У меня кончились патроны, и ты вполне мог снести мне голову.
– Ты ошибаешься... Я не мог убить тебя. В твоих глазах были гнев и смущение, но прежде всего смущение. Я не мог это видеть, но знал, что это так.
– Послушай, Дэвид, это не причина, чтобы не покончить с человеком, который пытается убить тебя.
– Ты думаешь так, потому что не можешь ничего вспомнить. Бывают провалы памяти, но какие-то фрагменты событий остаются. Для меня эти отрывки были пульсирующими образами. Они жили во мне постоянно.
Конклин взглянул на Борна и улыбнулся.
– Пульсирующая информация, – сказал он. – Это термин Панова. Ты заимствуешь у него.
– Возможно, – сказал Джейсон. – Мари сейчас рассказывает Панову обо мне. Ты, наверное, догадываешься, не так ли?
– Скорее всего, так. Она обеспокоена, и он тоже.
– Меня мучает мысль о том беспокойстве, которое я им еще доставлю. И ты тоже...
– Что ты хочешь этим сказать, Дэвид?
– Только то, что сказал. Забудь о Дэвиде. Дэвида Уэбба не существует – во всяком случае, здесь и сейчас. Я играю роль Уэбба для его жены, но у меня это плохо выходит. Мне надо, чтобы Мари вернулась в Штаты к детям.
– Она на это не пойдет. Она прилетела, чтобы найти тебя, и нашла. Мари помнит, что творилось в Париже тринадцать лет назад, и не оставит тебя. Если бы не она, тебя не было бы в живых.
– Сейчас она помеха. Я найду способ заставить ее уехать. Алекс посмотрел в холодные глаза человека, известного под псевдонимом Хамелеон, и тихо произнес:
– Тебе уже пятьдесят, Джейсон. Париж уже не тот, что был тринадцать лет назад, тем более это не Сайгон... Сегодня тебе необходима любая помощь. Мари считает, что может помочь тебе, и я первый готов поддержать ее.
Борн упрямо тряхнул головой и взглянул на Конклина.
– Позволь мне самому решать, чья помощь мне нужна.
– Ты перегибаешь палку, приятель.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал Джейсон, несколько смягчая тон. – Я не хочу, чтобы здесь повторился Гонконг. Это касается меня, но не тебя.
– Пусть так... Ладно, давай выбираться отсюда. Наш шофер знает один деревенский ресторанчик в Эперноне; это в шести милях отсюда. Нам надо все обсудить.
– Объясни мне еще одну вещь, – попросил Борн. – Почему ты привез Панова?
– Потому что если бы я этого не сделал, он вместо прививки от гриппа впрыснул бы мне стрихнин.
– Что это значит?
– Панов – один из нас. Ты это знаешь лучше, чем Мари и я.
– С ним что-то произошло, так ведь? И это случилось из-за меня?
– Не думай об этом... Он вернулся – вот и все...
– Это «Медуза»?
– Да. Но Моррис вернулся, и, хоть он немного устал, с ним все о'кей.
– Немного устал?.. Это напоминает мне кое о чем. Говоришь, деревенский ресторанчик в шести милях...
– Да, шофер знает Париж и его окрестности как свои пять пальцев.
– Кто он?
– Француз родом из Алжира, многие годы работает на Управление. Чарли Кэссет отрядил его нам в помощь. Этот парень видал виды, и за это ему хорошо платят. Похоже, ему можно доверять.
– Это было бы неплохо.
– У тебя нет оснований для сомнений.
Они сидели в задней комнате деревенской гостиницы, в которой присутствовали все атрибуты, соответствующие ее статусу: занавес не первой свежести, сосновые стол и скамьи, бесхитростное, но вполне приличное вино. Владелец гостиницы, цветущий толстяк, объявил во всеуслышание, что кухня в его заведении великолепна. Борн уплатил за четыре блюда, чтобы потрафить хозяину. Это возымело действие, и хозяин прислал два кувшина столового вина и бутылку минеральной воды. В дальнейшем он держался вдали от их столика.