Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
– Пара часов на свободе в Париже, сэр, и вся наша выправка пойдет к чертовой матери.
– Дух настоящего воина неистребим, капрал. Слава Богу... А где этот хромой преступник, который летел вместе со мной?
– Его отвезли на диплограф, сэр.
– Еще раз. Существительное при глаголе совершенно непонятно.
– Это не больно, док, – засмеялся морской пехотинец, подводя Панова к электрокару, за рулем которого сидел одетый в форму шофер; на борту его машины был нарисован американский флаг. – Когда самолет заходил на посадку,
– Я подумал, что ему надо облегчиться.
– Наверное, и это тоже, сэр. – Капрал положил вещи на заднее сиденье электрокара и помог Панову сесть. – Осторожнее, док, приподнимите ногу.
– Это у него нет ноги, а не у меня, – сказал Панов.
– Нас предупредили, что вы были нездоровы, сэр.
– Какого черта! С ногами у меня все в порядке... Простите, молодой человек, я не хотел вас обидеть. Я просто не люблю летать в железной бочке на высоте десять тысяч метров... С Тремонт-авеню в Бронксе вышло не так уж и много астронавтов.
– Эй, док, вы не шутите?
– О чем вы?
– Да ведь я с Гарден-стрит! Знаете улицу напротив зоопарка? Меня зовут Флейшман, Морис Флейшман. Рад встретить земляка с Бронкса.
– Морис? – повторил Панов, пожимая ему руку. – Морис – «морской пехотинец»? Мне приходилось болтать с твоими родителями... Будь здоров, Мо. И благодарю за заботу.
– Выздоравливайте, док, а когда окажетесь на Тремонт-авеню, передавайте всем от меня привет, о'кей?
– Договорились, Морис, – ответил Панов, поднимая на прощание руку; электрокар рванул вперед.
Через четыре минуты в сопровождении водителя Панов вошел в длинный коридор – это был своеобразный свободный вход во Францию для членов правительств разных стран, аккредитованных набережной д'Орсэ. Они прошли в просторный холл, заполненный разноязычной публикой. Панова тревожило, что Конклина нигде не было видно, он повернулся было к своему сопровождающему, но в этот момент к ним приблизилась молодая женщина в униформе стюардессы.
– Docteur? – спросила она, обращаясь к Панову.
– Да, – откликнулся Мо. – Боюсь, что мой французский порядочно заржавел от долгого неупотребления, если я вообще его когда-либо знал.
– Это не имеет значения, сэр. Ваш спутник просил передать, чтобы вы подождали его здесь... Он вернется через несколько минут... Пожалуйста, присаживайтесь. Может быть, вы хотите выпить?
– Если не трудно, бурбон со льдом, пожалуйста, – попросил Панов, опускаясь в кресло.
– Одну минутку, сэр. – Стюардесса ретировалась; водитель поставил чемодан Панова рядом с креслом.
– Мне надо возвращаться к машине, – сказал водитель. – Надеюсь, вам здесь будет удобно.
– Интересно, куда мог подеваться мой друг, – пробормотал Панов, глядя на часы.
– Может быть, пошел искать телефон-автомат, док. Они все приходят сюда, получают какие-то сообщения и, как сумасшедшие, бегут в зал ожидания к телефону-автомату:
– Должно быть, дело в разнице темперамента, – улыбнувшись, высказал предположение Панов.
– Только не ставьте в заклад свой стетоскоп, если будете спорить об этом. – Водитель засмеялся и, салютуя, поднял руку. – Берегите себя, сэр, и постарайтесь отдохнуть. Вы выглядите усталым.
– Благодарю вас, молодой человек. До свидания.
Я устал, подумал Панов, наблюдая, как фигура водителя исчезает в длинном коридоре. Чудовищно устал, но Алекс все-таки прав: если бы он полетел в Париж без меня, я бы ему никогда этого не простил... Дэвид! Мы обязаны его найти! Ему может быть причинен невосполнимый ущерб – никто этого не понимает. Одно-единственное действие – и его хрупкая, поврежденная психика может быть отброшена на годы назад, точнее на тринадцать лет, когда он был машиной для убийства... Он опять начнет убивать, у него просто не будет другого выхода... До сознания Панова дошло, что кто-то обращается к нему.
– Извините, прошу прощения... Ваш напиток, – ласково сказала стюардесса. – Я не знала, будить ли вас, но вы шевельнулись и застонали так, словно вам больно...
– О нет, дорогая. Я просто устал.
– Понимаю, сэр. Внезапные перелеты так утомительны, особенно длительные и без должного комфорта.
– Вы правы по всем трем пунктам, мисс, – согласился Панов, забирая свой бурбон. – Благодарю вас.
– Вы, конечно, американец.
– Как вы догадались? На мне нет ни ковбойских сапог, ни гавайской рубашки.
Стюардесса обворожительно улыбнулась:
– Я знаю водителя, который привез вас сюда. Он работает в американской службе безопасности... Очень милый и весьма привлекательный молодой человек...
– Служба безопасности? Вы имеете в виду – в полиции?
– Да, что-то вроде этого. Только мы никогда их так не называем. А вот и ваш спутник... – сказала стюардесса и шепотом добавила: – Как вы считаете, может быть, ему нужна инвалидная коляска?
– Боже сохрани, нет. Он справляется сам уже много лет.
– Очень хорошо. Желаю вам приятно провести время в Париже, сэр. – Стюардесса отошла в сторону. Алекс обогнул группу оживленно болтающих о чем-то пассажиров и подошел к свободному креслу рядом с Пановым. Он присел на краешек кресла, не желая погружаться в его мягкую кожу. Чувствовалось, что он взволнован.
– В чем дело? – спросил его Мо.
– Я только что разговаривал с Чарли Кэссетом в Вашингтоне.
– Это один из тех, кто тебе нравится и кому ты доверяешь?
– Он лучше всех тогда, когда необходим индивидуальный подход или, как говорится, нужно пораскинуть мозгами. Он предпочитает смотреть и слушать сам, а не возиться с бумажками или компьютером, когда некому задавать дополнительные вопросы.