Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
– Я кое-что начинаю понимать, по крайней мере, мне так кажется. Но как же номерные знаки, сержант? Как тебе удалось? Я так понял, что ты должен был находиться у себя?
– Это делали охранники. Я сказал им, что это – необходимая мера предосторожности. Они не возражали.
– Ясно. Ты сказал, что два года назад Суэйн начал странно себя вести. В чем это выражалось?
– В том же, что и сегодня. Всякий раз, когда случалось что-то необычное, он уходил в себя и не желал принимать никаких решений. Едва возникало хоть малейшее упоминание о «Женщине-Змее», он сразу же хотел спрятать голову в песок,
– А как насчет сегодняшнего вечера? Я видел, как вы спорили, и мне показалось, что сержант отдавал генералу приказ.
– Черт, ты совершенно прав: Норман запаниковал по поводу тебя – человека, которого они называли Кобра и о котором говорили, что он собирается вытащить на свет Божий те двадцатилетней давности неприятные делишки в Сайгоне. Генерал хотел, чтобы я был вместе с ним, когда ты окажешься здесь, а я сказал, что этот номер не пройдет. Сказал, что я не сумасшедший, чтобы поступать таким образом.
– Почему? Почему для тебя сумасшествие быть рядом с командиром?
– По той же причине, по какой сержантский состав не допускается в те штабные помещения, где ребята с большим количеством звездочек на погонах занимаются планированием боевых операций. Просто это не принято; мы находимся на разных уровнях.
– Иными словами, есть пределы того, что ты должен знать.
– Прямо в яблочко.
– Но ты же был связан со всем тем, что творилось в Сайгоне двадцать лет назад, с «Женщиной-Змеей»... Черт побери, сержант, ты же был, да и остаешься «медузовцем».
– Которому грош цена. Дельта. Я выгребаю грязь, а они заботятся обо мне, но я по-прежнему остаюсь всего лишь уборщиком в военной форме. Когда придет время ее снять, я тихонько удалюсь куда подальше и буду помалкивать, иначе очень скоро окажусь в деревянном ящике. Тут все очень просто: я как разменная монета, которой всегда можно пожертвовать.
Борн внимательно наблюдал за старшим сержантом все время, пока тот разглагольствовал. Для себя он отметил, что Фланнаган искоса поглядывал на генеральшу, то ли ожидая ее аплодисментов, то ли, напротив, желая заставить замолчать. В любом случае этот громила либо говорил правду, либо был великолепным актером.
– Тогда вот что, – подытожил Джейсон, – тебе сейчас самое время выйти в отставку. Я могу это устроить, сержант. Ты можешь тихонько смыться и помалкивать в тряпочку, а все, что ты заработал, выгребая грязь, останется при тебе. Преданный помощник генерала предпочитает после тридцатилетней беспорочной службы выйти в отставку, когда его друг и начальник трагически кончает с собой, – так это будет выглядеть. Никто не станет задавать вопросов... Вот – мое предложение.
Фланнаган вновь метнул взгляд на Рейчел Суэйн, та быстро кивнула, после чего посмотрела на Борна.
– А где гарантия, что мы успеем собрать вещички и убраться отсюда? – спросила она.
– А разве вас не заботит маленькая формальность вроде той, что сержант Фланнаган должен оформить свой уход в отставку и военную пенсию?
– Я заставил Нормана подписать эти бумаги еще полтора года назад, – вмешался помощник. – Я числюсь на работе в его пентагоновском кабинете, а квартирую в его резиденции. Мне достаточно просто вписать в бумагу дату и свое имя и внести служебный адрес генерала, который
– Только и всего?
– Ну, остается еще, может, три-четыре телефонных звонка: адвокату Нормана, который организует здесь все необходимое; в питомник, чтобы позаботились о собаках; диспетчеру гаража, где стоит служебный автомобиль, ну и последний – в Нью-Йорк. А потом – прямиком в аэропорт Даллеса.
– Ты, должно быть, обдумал все это давным-давно...
– Только об этом и думали, мистер Дельта, – подтвердила жена генерала, перебивая его. – Как говорится, мы сполна уплатили за все.
– Но прежде, чем я смогу подписать бумаги или позвонить по этим номерам, – добавил Фланнаган, – я должен быть уверен, что мы сможем смыться сейчас.
– Это подразумевает: ни полиции, ни газетчиков, никакого упоминания о вашей связи с происшедшим сегодня вечером, – вас здесь просто не было.
– Ты говорил о том, что это – трудная задача. А должки, которые ты хочешь получить, – это что, легко?
– Вас здесь просто не было, – медленно и тихо повторил Борн, разглядывая дутую стеклянную пепельницу с окурками в губной помаде на столике. Затем он посмотрел на помощника генерала и сказал: – Вы действительно ни до чего здесь не дотрагивались... Здесь нет ничего, что могло бы связать вас с этим самоубийством... Вы готовы уехать отсюда, – скажем, через пару часов?
– Лучше через тридцать минут, мистер Дельта, – ответила Рейчел.
– Боже мой, вы же здесь прожили целую жизнь, вы – оба...
– Нам от этой жизни больше того, что мы получили, ничего не нужно, – сказал Фланнаган как отрезал.
– Но ведь это поместье – ваше, миссис Суэйн...
– Черта с два. Оно завещано какому-то фонду – можете спросить об этом у адвоката. Все, что мне будет положено по завещанию, – если вообще хоть что-то, – он мне перешлет. Я сейчас хочу только одного – мы хотим – выбраться отсюда.
Джейсон оглядел с головы до ног эту странную и странно сведенную судьбой пару и сказал:
– Тогда вас ничто здесь не задерживает.
– А мы можем быть в этом уверены? – настаивал Фланнаган.
– Конечно, вам придется сделать некоторое усилие, чтобы поверить мне, но будьте уверены, я сдержу слово. С другой стороны, могу предложить иной вариант: скажем, вы остаетесь. Неважно, что вы с ним сделаете, завтра или послезавтра в Арлингтоне его еще не хватятся, но вскоре его кто-нибудь начнет искать. Возникнут вопросы, потом поиски, расследование, после чего так же точно, как Бог создал маленького Бобби Вудвортса [28] , сюда нагрянет пресса со своими надоевшими всем глупостями. У них не заржавеет – ваши отношения будут выужены на свет Божий, – черт, да о них даже охранники болтают, – после чего для газет, журналов, телевидения наступит настоящий праздник... Вы что, этого хотите? А может, именно это и приведет к деревянному ящику, о котором ты упоминал?
28
Вудвортс Роберт Берн (1917 – 1979) – американский химик-органик, ин. ч. АН СССР (1976), лауреат Нобелевской премии (1976).