Ультиматум Борна (др. перевод)
Шрифт:
Он перепроверил их с данными, введенными из трех разных тетрадей в кожаных обложках. На экране появилось самое обычное число: 617-202-0011. Номер телефона. Конклин поднял трубку телефона Лэнгли, вызвал ночного дежурного и попросил оператора ЦРУ выяснить, кому он принадлежит.
– Этот номер не зарегистрирован в справочнике, сэр. Это один из трех телефонных номеров в одном и том же доме в Бостоне, Массачусетс.
– Имя, будьте добры.
– Гейтс, Рэндолф. Адрес...
– Неважно, оператор, – перебил Алекс, зная, что получил важную информацию. Рэндолф Гейтс – ученый, юрист, обслуживающий привилегированную публику, адвокат богатых из богатых: чем богаче, тем лучше. Следовало ожидать, что Гейтс будет замешан в аферу с сотнями миллионов в Европе, контролируемых американскими толстосумами... Нет, подожди-ка. Совсем наоборот, что-то здесь не так. Это же совершенно против логики, чтобы ученый адвокат имел какое-либо отношение к в высшей степени сомнительной и даже незаконной операции вроде «Медузы». Это бессмысленно! Можно не любить этого прославленного юридического колосса, но следует отдать ему должное: среди адвокатов он зарекомендовал себя как один из самых строгих ревнителей приличий. Гейтс славился юридическим крючкотворством и часто использовал свою способность улавливать мельчайшие детали для того, чтобы добиваться выгодных ему решений, но никто никогда не осмеливался ставить под сомнение его порядочность. Среди самых ярких представителей этой славящейся либерализмом среды его философские и юридические взгляды были настолько непопулярны, что его с радостью заклеймили бы много лет назад при малейшем намеке на нечестность.
И тем не менее его имя шесть раз упоминается в тетради регистрации встреч «медузовца», ответственного за бессчетные миллионы в оборонном бюджете страны. Неуравновешенного «медузовца», самоубийство которого на самом деле оказалось убийством.
Конклин посмотрел на экран, где высвечивалась дата, когда в записях Суэйна последний раз упоминался Р.Г. Второго августа – всего неделю тому назад. Он взял тетрадь в кожаной обложке и стал листать страницы, отыскивая нужное число. Его занимали имена, а не комментарии к ним, если только информация с первого взгляда не казалась ему заслуживающей внимания; он надеялся, что инстинкт его не подведет. Если бы он знал заранее, кем был этот Р.Г., пометка возле последней записи в дневнике привлекла бы его внимание.
РГ не буд. расмтр. назн. для май. Крфт. Крфт нужен ср. его служ. Раскрыть. Париж – 7л. назад. Второе досье извл. и пох.
Париж должен был насторожить меня, подумал Алекс, но записи Суэйна были битком набиты иностранными и экзотическими именами и названиями, словно генерал старался поразить кого-то, кто мог прочитать их. Кроме того, с горечью отметил Конклин, он страшно устал: если бы не компьютер, он, возможно, не обратил бы внимания на доктора Рэндолфа Гейтса – обитателя юридического Олимпа.
Париж – 7л. назад. Второе досье извл. и пох.
В отношении первого предложения все ясно, смысл второго – темнее, но кое-что можно понять: «второе» относилось к военной контрразведке Джи-2, а «досье» – это какое-то событие или открытие, сделанное контрразведчиками в «Париже – 7 л. назад», – было удалено из банков данных. Любительская попытка намеренно перевирать жаргон разведчиков. Господи, какой же идиот этот Суэйн – ведь «раскрыть» – это «ключ». В своем блокноте Алекс стал быстро восстанавливать текст генеральской пометки: «Рэндолф Гейтс не будет рассматривать назначение для майора Крафта, или Крофта, или даже Кристофера, так как f вполне может быть s. (Но) Крфт нужен нам среди его служащих. Ключ: воспользоваться информацией в досье нашей Джи-2 о том, что делал Гейтс семь лет назад в Париже. Указанное досье выкрадено и находится в нашем распоряжении».
Если это и не полностью достоверная реконструкция записи Суэйна, то во всяком случае довольно близкая, чтобы начать действовать, подумал Конклин, посмотрев на часы. Было двадцать минут четвертого утра: в такое время даже самые дисциплинированные вздрогнут, услышав резкий телефонный звонок. А почему бы и нет? Дэвид-Джейсон прав: теперь каждый час дорог. Алекс поднял телефонную трубку и набрал номер в Бостоне, штат Массачусетс.
Телефон звонит, а эта сука не может поднять трубку в своей комнате! Потом Гейтс взглянул на освещенный квадратик телефона, и кровь отлила от его головы: звонил телефон, номер которого нигде не зарегистрирован и который известен всего нескольким людям. Он дико метнулся, забарахтался в постели, глаза расширились от ужаса: чем больше он думал о странном звонке из Парижа, тем больше нервничал. Звонок связан с Монсерратом, он уверен в этом! Информация, на которую он положился, была неверной... Префонтен солгал ему, и теперь Париж желает получить отчет! Боже мой, они будут преследовать его и раскроют все!.. Но нет, есть же вполне приемлемое объяснение, правда. Он расскажет о лжецах Парижу или человеку, работающему на Париж здесь, в Бостоне. Он поймает в ловушку этого пьяницу Префонтена и грязнулю детектива и заставит их повторить свою ложь единственному человеку, который сможет оправдать его... Звонок! Он должен взять трубку. Это не должно выглядеть так, будто он пытается спрятаться! Он протянул руку, схватил непрестанно трещавший аппарат и рывком поднес трубку к уху.
– Да?
– Семь лет назад, советник, – начал тихий голос на другом конце линии. – Следует ли мне напоминать вам, что у вас находится все досье. Второе бюро [29] проявило огромное желание к сотрудничеству, значительно большее, чем вы.
– Ради Бога, мне самому солгали! – закричал Гейтс хриплым голосом, торопливо опуская ноги на пол. – Вы же не думаете, что я направил вам намеренно ошибочную информацию. Я же не сумасшедший!
– Мы знаем, что вы можете быть упрямым. Мы попросили вас о такой малости...
29
Второе бюро – французская контрразведка.
– Я подчинился, клянусь! Боже правый, я уплатил пятнадцать тысяч долларов, чтобы полностью быть уверенным в том, что все будет по-тихому, никаких следов. Не то чтобы деньги, конечно, имели такое значение...
– Вы уплатили? – перебил его тихий голос.
– Я могу показать вам квитанции!
– За что?
– За информацию, естественно. Я нанял бывшего судью, у которого есть связи...
– За информацию о Крафте?
– Что?
– Крофте... Кристофере.
– Кто?
– Наш майор, господин адвокат. Майор.
– Если это ее кличка, тогда да, конечно, за нее!
– Кличка?
– Женщины. С двумя детьми. Они вылетели на остров Монсеррат. Клянусь, что мне именно это сказали!
Внезапно раздался щелчок, и линия отключилась.
Глава 13
Все еще с телефонной трубкой в руке Конклин почувствовал, как его бросило в жар. Он швырнул трубку, вскочил со стула и захромал прочь от компьютера, оглядываясь на него и заглядывая под него, словно это был какой-то ужасный агрегат, доставивший его в некую запретную область, где все не так, как кажется на первый взгляд или чем должно было бы быть. Что произошло? Как мог Рэндолф Гейтс узнать хоть что-то о Монсеррате, о Мари и детях? Почему?
Алекс тяжело опустился в кресло, пульс его учащенно бился, мысли сталкивались друг с другом, но он не мог прийти ни к какому решению, – в голове царил хаос. Он схватил правое запястье левой рукой и впился в него ногтями. Он обязан взять себя в руки, обязан думать, обязан действовать! Ради жены и детей Дэвида!
Ассоциации. Какие ассоциации возможны? Трудно представить, что Гейтс – даже не осознавая этого – был связан с «Медузой», но невозможно поверить в то, что он был связан с Карлосом-Шакалом. Невозможно!! И тем не менее, видимо, и то и другое – правда: во всяком случае, связь существовала. Был ли сам Карлос частью суэйновской «Медузы»? Все, что они знали о Карлосе, полностью противоречило такой возможности: сила наемного убийцы заключалась как раз в его полной свободе от каких-либо структурных единиц, – это еще тринадцать лет назад в Париже доказал Джейсон Борн. Ни одна группа людей никогда не могла добраться до него: они могли лишь передать ему сообщение, получив которое, он связывался с ними. Единственной организацией, существование которой допускал этот наемный убийца, была его собственная армия стариков, протянувшая свою сеть от Средиземноморья до Балтики: опустившиеся неудачники и преступники, чья бедность на закате жизни была скрашена щедростью убийцы, требовавшего и получавшего за это верность до гроба. Как мог попасть туда такой человек, как Рэндолф Гейтс?
Нет, он не попадал, пришел к заключению Алекс, после того как его воображение вернулось к известному принципу: «скептически относись к самому очевидному решению». Именитый юрист не входил ни в организацию Карлоса, ни в «Медузу». У него было какое-то уязвимое место, изъян, как пятнышко на чистом стекле, – во всем остальном Гейтс был безупречен, но его единственную слабость обнаружили два разных лагеря, обладавшие сверхмощными возможностями. Известно, что Шакал имел доступ в Сюрте и Интерпол, и не надо обладать даром ясновидения, чтобы предположить, что «Медуза» способна проникнуть в военную контрразведку Джи-2. Это единственное возможное объяснение, ибо уязвимое место такой противоречивой, могущественной и «долгоиграющей» фигуры, как Гейтс, оказалось не так легко обнаружить, раз понадобилось задействовать таких хищников, как Шакал и «медузовцы». Они-то и копнули достаточно глубоко и нашли секрет столь разрушительной силы, что он превратил Рэндолфа Гейтса в пешку – ценную, но пешку. Карлос явно первым до него добрался.