Ультиматум Борна
Шрифт:
– Это означает, что ты говоришь неправду.
– Возможно. Ты должна быть с ними. Если я задержусь, то позвоню тебе.
– Погоди минутку, Мо хочет поговорить с тобой…
Короткие гудки. Панов медленно покачал головой, видя реакцию Мари на резко прерванный разговор.
– Забудь, – сказал он, – меньше всего он сейчас хочет говорить со мной.
– Он снова взялся за свое, Мо. Это больше не Дэвид.
– У него сейчас другая цель, – сказал Мо тихо. – Дэвид с этим не справился бы.
– Кажется, это самое ужасное, что я когда-либо от тебя слышала.
Психиатр
– Очень может быть.
Серый «Ситроен» припарковался в нескольких сотнях футов по диагонали от крытого входа в здание, где была квартира Доминик Лавьер, на фешенебельной авеню Монтейн. Крупкин, Алекс и Борн сидели сзади, Конклин снова на откидном сиденье. Они разговаривали очень тихо, поглядывая на стеклянные двери здания.
– Ты уверен, что это сработает? – спросил Джейсон.
– Я уверен только в том, что Сергей – чрезвычайно талантливый профессионал, – ответил Крупкин. – Его тренировали в Новгороде, знаете ли, и его французский безупречен. К тому же у него при себе столько удостоверений, что их хватило бы, чтобы заморочить голову даже Службе документации Второго бюро.
– А другие двое?
– Тихие подчиненные, верные своему начальнику. Тоже профессионалы в своем деле… Вот он идет!
Они видели, как Сергей вышел из стеклянных дверей; он повернул налево, пересек широкую улицу и подошел к «Ситроену», обогнул капот и сел за руль.
– Все в порядке, – сказал он, повернув голову к сидевшим в машине. – Мадам еще не вернулась, ее квартира – номер двадцать один, на втором этаже справа. Ее тщательно проверили, помех не обнаружено.
– Вы уверены? – спросил Конклин. – Здесь нельзя ошибаться, Сергей.
– У нас лучшее оборудование, сэр, – ответил кагэбэшник, улыбаясь. – Мне больно об этом говорить, но разработано корпорацией «Джэнерал Электроникс» по заказу Лэнгли.
– Два очка в нашу пользу, – сказал Алекс.
– И минус двенадцать за то, что позволили украсть технологию, – заключил Крупкин. – Кстати, кажется, несколько лет назад в матрац мадам Лавьер могли вшить жучок…
– Проверили, – перебил Сергей.
– Спасибо, но, по-моему, Шакал вряд ли сможет следить за всем своим персоналом по всему Парижу. Это слишком сложно.
– А где другие двое? – спросил Борн.
– В коридорах на первом этаже, сэр. Скоро я к ним присоединюсь. У нас есть машина поддержки дальше по улице, радиосвязь и все такое, конечно… Сейчас я вас подвезу.
– Минутку, – прервал Конклин. – Как мы войдем? Что нам сказать?
– Все уже сказано, сэр. Вам не придется ничего говорить. Вы – секретные агенты французской эс-вэ-дэ-ка…
– Чего? – перебил Джейсон.
– Службы внешней документации и контрразведки, – ответил Алекс. – Это ближайшее местное подобие Лэнгли.
– А Второе бюро?
– Специальное подразделение, – небрежно бросил Конклин, думая о чем-то другом. – Некоторые говорят, что это элитное подразделение, другие – нет… Сергей, а они не будут проверять?
– Уже
– Иногда простота, подкрепленная властью, – лучший способ обмана, – заметил Крупкин, пока «Ситроен» маневрировал среди редкого движения, приближаясь к подъезду белокаменного жилого комплекса. – Поставь затем машину за углом вне видимости, Сергей, – приказал офицер КГБ, берясь за дверную ручку. – Да, и мое радио, пожалуйста.
– Да, сэр, – отозвался помощник, передавая Крупкину миниатюрную рацию. – Я дам вам знать, когда займу позицию.
– Я со всеми из вас могу связаться?
– Так точно, товарищ.
– Пойдемте, джентльмены.
Войдя в мраморный вестибюль, Крупкин кивнул консьержу в униформе, стоявшему за стойкой. Джейсон и Алекс шли справа от него.
– La porte est ouverte [107] , – сказал консьерж, не поднимая на посетителей глаз. – Я куда-нибудь исчезну, когда мадам прибудет, – продолжил он по-французски. – Как вы попали внутрь, я не знаю; хотя сзади здания есть служебный вход.
– Если бы не официальный этикет, мы бы им и воспользовались, – сказал Крупкин, глядя прямо перед собой, пока они шли к лифту.
107
Дверь открыта (фр.).
Квартира Лавьер была настоящим музеем мира высокой моды. Стены обклеены фотографиями знаменитых кутюрье и манекенщиц, посещающих важные показы и события, и оригинальными набросками известных дизайнеров. Мебель в стиле Мондриана была совершенна в своей простоте, цвета резкими, с преобладанием красного, черного и темно-зеленого; стулья, диваны и столы лишь отдаленно напоминали стулья, диваны и столы – они казались более пригодными для использования в космических кораблях.
Конклин с русским сразу принялись исследовать столы, рыться в записках, лежавших у перламутрового телефона на стильном изогнутом темно-зеленом столике.
– Если это письменный стол, – недоумевал Алекс, – то где, черт возьми, ручки у ящиков?
– Это последний шедевр от Леконте, – ответил Крупкин.
– От теннисиста? – спросил Конклин.
– Нет, Алексей, от дизайнера мебели. Надави, и они выдвинутся сами.
– Шутишь.
– Попробуй.
Конклин попробовал, и еле заметный ящичек выдвинулся.
– Будь я проклят…
Неожиданно из нагрудного кармана Крупкина подало сигнал его миниатюрное радио.
– Это, наверное, Сергей рапортует, – сказал Дмитрий, доставая прибор. – Ты на месте, товарищ? – произнес он в рацию.