Ультиматум президенту (сборник)
Шрифт:
Отчаявшийся, преданный новой элитой народ вымирал от безделья, пьянства, отсутствия цели в жизни. Измотанные перестройкой и шоковой терапией люди предпочитали смерть действию. Их так ужаснул масштаб проблем, что большинство простых людей впало в прострацию. В стране снова появились мальчишки – беспризорники, нищие и проститутки. Реформаторы, делая олигархам царские подарки, не могли понять, что этим лишают миллионы молодых, талантливых людей перспективы. Дармовые миллионы, полученные компрадорами, такая большая фора, что трудолюбивые, талантливые и знающие не смогут их догнать ни в бизнесе, ни в политике. Слишком разные у них стартовые возможности. Даже дон Кихот, в борьбе с ветряными мельницами, имел больше шансов на победу. Несправедливость рождает зависть, отчаяние – преступность. Только глупец может верить в стабильность такого общества. Герман
«Дарами очень легко принести не пользу, а вред. Учителя, рабочие, и великие вожди наций должны быть освобождены от давящих и угнетающих забот о деньгах. Невежество является источником доброй половины царящей нищеты и высокого процента преступности».
Россия, как вскрывший вены самоубийца, теряла деньги, сырьё, образованных и талантливых людей. Учёные, уезжая за границу, увозили с собой знания, готовые разработки и открытия, стоившие миллиарды долларов. Америка, получая всё это даром, ещё больше богатела и наглела. При этом, она отбирала себе только нужных специалистов, остальным отказывала в гражданстве, забывая, когда ей это было выгодно о свободе и демократии. Герман сдал прочитанные газеты, и вышел на улицу. Проголодавшись, он зашёл в магазин купить продукты на ужин. За три года они сильно подорожали. Вот – результат отсутствия конкуренции – подумал изобретатель: прибыли капиталистов растут – народ нищает. Прав был отец марксизма:
«– Чем больше у буржуев денег, тем меньше совести. При ста процентах прибыли капитал попирает все человеческие законы, при трёхстах процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хоть под страхом виселицы.»
Под эти невесёлые мысли Герман неторопливо шагал по городу. Прохладный ветерок шелестел листьями, выбирая самые слабые, чтобы сорвать, поиграть и бросить на асфальт. Никто не ценит то, что получает даром – подумал изобретатель. Если бы сегодняшние капиталисты вложили силы и душу в свои производства, то не болтались бы по курортам и светским тусовкам. Сидели бы дома, строя новые, и совершенствуя старые заводы и фабрики.
Придя на дачу, он поужинал и, включив телевизор, стал записывать на кассету, заинтересовавшие его передачи. Утром прошёлся с фотокамерой по городу и снял запущенность улиц, бомжей и беспризорников на них. Ещё раз подумал, что ждать, когда рынок наведёт порядок в стране – дело безнадёжное. Государство должно создавать всем равные условия для развития способностей, дать каждому возможность реализовывать, Богом данный талан. Неторопливо уложив в коробку собранные материалы, Герман плотно позавтракал.
Он старался спасти Россию от гибели. Нельзя позволить шайке жадных мошенников, людям без чести и совести разрушить то, что создавалось веками, миллионами патриотов – мучеников, жертвовавших всем для счастья Родины. Размышляя о зигзагах истории, он налил и выпил рюмку, постаревшего на три года коньяка. Старение в бутылке вкус коньяка не изменило, но мир стал солнечней и приветливей. Гера выпил ещё рюмку на посошок и отправился в обратный путь. Выпитый коньяк сделал обратную дорогу глаже, его больше не тошнило. Вернувшись из будущего, он откинул колпак, и поднялся с привезёнными трофеями в комнату. Настоящее было дождливым. Дождинки извилистыми ручейками сбегали вниз и падали, со слива за окном, крупной капелью на землю. Окна плакали по теплу уходящего лета. Изобретатель принялся размножать материалы, привезённые из будущего. При этом он ворчал: Надо же, пока я со своей машиной времени возился, чёртовы либералы всю страну, без всяких машин, лет на сорок в прошлое отправили. Сколько добра и людей эти самовлюблённые, самоуверенные глупцы угробили.
Он понимал, что его жизнь и гроша ломаного не будет стоить, если власть и деньги имущие узнают о его намерении обнародовать привезённое. Такой подножки перед выборами они не допустят. Ничего, думал он: я не лыком шит. Ваша подлая рать до меня не доберётся. Сложность задачи для него была лучшим стимулом к действию. Герман не трусил, просто привык доводить, задуманное до конца, не любил проигрывать. Вот и сейчас, он сделал всё, чтобы никто, никогда не смог разыскать его. Моя цель спасение Родины от криминального капитализма, жестокого, циничного, несправедливого, лишающего человека возможности вырваться из того социального строя, в котором родился. Государство, дающее монополию на исключительность, вместе с огромными общенациональными богатствами, избранным – несправедливей тоталитарного, старавшегося предоставить всем равные
Сейчас дорога к власти только миллионерам. У страны с такими вождями нет будущего тот, кто говорит и думает иначе или дурак, или демагог. Похоже, меченый генсек и алкоголик президент, сдав завоёванное отцами, развалив великую страну, предав народ, так ничему и не научились! Во всяком случае, каяться не спешат. Не допущу, чтобы этот самодур и пьяница остался ещё на один срок. Он и так почти погубил Россию. Нужно будет, со всеми этими документами вернусь в дни правления Брежнева. Он подкорректирует будущее, лишив предателей возможности сделать карьеру. Словно услышав мысли Германа, дождь усилился, оплакивая беды России. Вспомнились Некрасовские: Ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь. Чтобы успокоить душу, он взял гитару и запел: Погашены алые стяги, недавно могучей страны, забыли о данной присяге, взращённые ею, сыны. Забыли про честь офицеры, в душе победил коммерсант, одни продались за карьеру, другие пропили талант. Поэзия и гитара были для Геры, той отдушиной, которая помогала отвлечься от горести, очистить душу от мусора обыденности. В добровольном подполье он пробыл два года, душа просила праздника.
Я перечитал мною написанное. Роман получался слишком затянутым и социальным. Решил положить его в стол. Продолжить, когда улучшится настроение.
Глава 4. Возвращение домой
Операцию по исправлению челюсти задерживали. Кардиолога волновало моё сердце. Сказал: – нужно подлечить, а то может не выдержать наркоза. После Рождества меня навестили Вадим Салин с женой Виктора – Татьяной Алексеевной. Мы дружили семьями: по субботам парились в бане, отмечали праздники, выезжали на природу, жарили шашлыки, зимой катались на лыжах. Они сообщили мне, что Света и Виктор разбились при аварии насмерть и давно похоронены. Мне, вдруг, стало казаться, что я уже давно знаю об их гибели. Может быть, об этом говорили, пока я был в коме. В сознании отпечаталось, в памяти забылось. Во всяком случае, известие о смерти моих спутников я воспринял на удивление спокойно. Видимо, сказалось успокаивающее действие лекарств. Проводив друзей, я старался не думать о том, как буду жить дальше. Да, и особого желания жить не было. Жил, как говорил Есенин – заодно с другими на земле. Когда моё сердце окрепло, настолько, что смогло выдержать наркоз, мне сделали ещё одну операцию, но без особого успеха. Симметрия лицу так и не вернулась. Я рассудив, что с лица воды не пить, сорок пять не семнадцать, отчаиваться не стал. Едва сняли повязку, попросился домой. В апреле меня выписали. Чтобы добраться до вокзала, заказал такси. В два часа дня к больнице подъехала серая Волга.
Солнечный, апрельский день весело позванивал хрустальными колокольчиками капель. Они созревали, покачиваясь на воинственно острых концах сосулек. Набрав вес, падали, разбиваясь об асфальт. Ласковый ветерок протирал высокое небо пышными белыми облаками. Чистая синь теплела, как взгляд девушки при виде любимого. Солнечные лучи рисовали на снегу чёрные, глазастые проталины. Они с детским любопытством смотрели на город. Я шёл к машине, волнуясь, как парень при первом прикосновении к груди девушки. Сердце билось учащённо. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить себя сесть в «Волгу». Сел рядом с водителем и попросил не лихачить, быть осторожнее на перекрёстках и поворотах. Таксист понял моё состояние и выполнил просьбу. Ехали не спеша. Освоившись, я перестал при каждом повороте хвататься за ручку двери. Доехали благополучно. В кассе купил билет на поезд в купейный вагон и пошёл гулять по городу.
Весна, солнце и движение взбодрили меня. Ходил долго, решив нагулять усталость, чтобы в вагоне быстро и крепко уснув, обмануть чёрную тоску ночной бессонницы. Прогулка успокоила. Я перестал напрягаться от мысли, что все смотрят на меня, разглядывая вздутую, словно от флюса щёку. Людям и без меня забот хватало. Каждый спешил по своим делам. Гулял до темноты. Устал и радовался своей усталости. Зашёл в магазин, купил на ужин сметану и кефир. К вечеру подморозило. Я замёрз и пошёл греться на вокзал. Знакомых не увидел. Это меня обрадовало. Не хотелось расспросов и притворного сочувствия. Едва объявили посадку, зашёл в вагон. Соседей в купе не оказалось. Всю дорогу ехал один. Когда поезд тронулся, купил у проводницы постельное бельё.