Ультиматум президенту (сборник)
Шрифт:
Попил кефир, застелил постель и лёг спать, включив боковой фонарь на стене у окна. Свет успокаивал, выгоняя из углов чёрные тени, из которых воображение по ночам сплетает тягучие, бросающие в пот кошмары сновидений. Поезд неутомимо пронзал морозную апрельскую ночь. Звёзды за окном, как золотые снежинки висели в чёрном небе, не решаясь пуститься в полёт. Колёса уютно постукивали на стыках, покачивая вагон, как мать люльку с ребёнком, нагоняя сон. Усталость после дневной прогулки оказалась хорошим снотворным. Уснул быстро. Ночью стало прохладно. Я замёрз и проснулся. Присел на полке, чтобы достать, лежащее в ногах одеяло. Услышав щелчок поворачиваемой дверной ручки, посмотрел на дверь. В жёлтом полумраке тускло горевшего фонаря увидел, что дверь отодвинулась влево и в купе вошла моя жена. Её лицо закрывала чёрная тень вагонной полки, но походка и контуры, до боли знакомой фигуры, не оставляли сомнений, что это она.
Сердце колотилось, как набат при пожаре. Сидел долго. За окном серебрилось посветлевшее небо. Встревоженный рассветом клочковатый сумрак, уползал в тайгу, провожая уходящую ночь. Постепенно я успокоился, укрылся одеялом и уснул. Спал без снов. Когда проснулся, солнце ласкало моё лицо тёплыми зайчиками. Проводница собирала бельё и разносила чай. У вокзала поезд затормозил, словно споткнулся о положенную на рельсы шпалу. Народу на вокзале было много, но мне удалось пройти, не столкнувшись со знакомыми и избежать расспросов. Сел в рейсовый автобус идущий в мой посёлок. Сердце сжимала тревога, я не представлял, как буду жить дальше. Если такое произошло в поезде, то, что будет дома, где каждая вещь напоминает, кричит о жене. Мне казалось невозможным уснуть на кровати, в которой мы столько лет спали вдвоём, есть из тарелок, пить из бокалов. Думал не смогу жить, ежесекундно вспоминая, что Светы больше нет. Только теперь я осознал весь ужас потери и тоску одиночества.
Солнце и весна, пробуждающие жизнь, делали ещё несправедливей смерть, ещё острее боль. Наконец, автобус въехал в посёлок. Сердце забилось чаще. Попросил водителя остановиться у моего дома. Вышел из автобуса, огляделся. Неприветливые, давно не чищенные, занесённые снегом дорожки навевали уныние заброшенности. Снег намок, отяжелел и начал сползать с крутого ската крыши. Местами, обломившись по край шифера, сорвался вниз. Над крыльцом угрожающе навис козырьком, злобно ощетинив острые клыки сосулек. Коварный весенний снег, затаился и ждал момента, чтобы рухнуть вниз, на чью ни будь, невинную голову. Я поёжился, но шагнул на крыльцо, открыл дверь и заставил себя войти в дом полный воспоминаний, где каждая вещь была из той, теперь уже прошлой жизни. Судьба зачеркнула её черным, безжалостным крестом беды. Прошлое никогда не уходило от меня навсегда, я до мельчайших подробностей помню пережитое, особенно те мгновения, когда мне было стыдно за себя. Сердце защемило, чтобы не раскисать позвонил Клаве – лучшей подруге жены, которую мы попросили присматривать за домом в наше отсутствие.
Она прибежала, запыхавшись, поздоровалась и с жалостью оглядела меня:
С приездом! Ты сильно похудел! Как себя чувствуешь? Что со щекой?
– Со здоровьем порядок, начну нормально есть, поправлюсь. А, сейчас давай сядем, попьём чай, ты расскажешь мне, что произошло в посёлке, пока меня лечили. Потом заберёшь Светину одежду, раздашь нуждающимся, пусть поминают. За чаем, Клава рассказала, что Витя и Света погибли сразу. Мне повезло, разбив лобовое стекло, вылетел из машины, поэтому остался жив. Свете, слетевшая с газона будка снесла левую половину головы, поэтому хоронили её, забинтовав лицо. Теперь мне стало ясно, почему в моём сне, она всё время прятала голову в темноте. Видимо, не зря я начал верить в жизнь после смерти. Когда попили чай, Клава забрав Светины вещи ушла. Я остался один в доме. Долго ходил из комнаты в комнату, вспоминал прожитое, потом достал альбом с фотографиями и стал листать его. Милое, любимое лицо смотрело на меня то серьёзно, то улыбаясь. Я день за днём вспоминал нашу жизнь. Наконец, одиночество стало нестерпимым, я позвонил Витиной жене: – Здравствуй Таня! Я выписался, приехал. Что нового в посёлке?
– Как самочувствие? Чем занимаешься? Если хочешь, истопим баню.
– Баня – то, что сегодня мне нужно больше всего. Три месяца не мылся. В семь часов буду у вас.
Салины пришли раньше меня. Вадим крепко пожал руку и ободряюще похлопал по плечу: держись! Мы не виделись три месяца, а мне казалось, что три года. Двое из нашей дружной компании ушли навсегда. Печаль, как костёр в ночном лесу: пугливые тени воспоминаний тянут бесплотные
На первый пар пошли мы с Вадимом. Жара парной заставила сердце ударить в набат, капли пота покатились по коже, давно не мытое тело зудело и чесалось. Я поднялся на верхнюю полку и несколько раз махнул веником. Сердце заколотилось гулко, тревожно, в висках зазвенело. Наркозы ослабили сердце, я решил не рисковать:
– Вадим, мне для первого раза достаточно. Дальше парься один. Отдохнув в предбаннике, хорошо помылся и вышел на улицу. Прохлада вечера остудила раскрасневшееся лицо, сердце забилось ровнее. Пар и вода очистили не только тело, но и душу. Пока я отдыхал, стоя у бани, Вадим закончил париться. Вышел румяный и помолодевший. Когда мы вошли в дом, стол был уже накрыт.
Раньше мы часто весело проводили за ним время. Ели, пили, пели, строили планы на будущее. Они рухнули, любимые люди ушли, оставив о себе, светлую память и вечную грусть. Сели за стол, помянули ушедших от нас. Когда пришёл домой чёрные глаза окон смотрели равнодушно, не узнавая. Некому было осветить их приветливым светом электрических лампочек. Снова стало тоскливо. Я вошёл, разобрал постель и лёг. К своему удивлению, уснул почти мгновенно. Так прошёл первый день моей новой жизни. Спал крепко, без сновидений, Проснулся, когда солнце, поднявшись над крышами, решив разбудить меня, заглянуло в окно спальни. От настойчивого прикосновения тёплых лучей к лицу, я проснулся. Рывком встал с кровати. Не нащупав на обычном месте тапочек, босиком вышел на крыльцо и залюбовался утром. На острых носах сосулек зрели холодные, искристые капли. Набрав вес, они храбро летели вниз, пробивая дырки в потемневшем от влаги снегу. Влюблённые кобели, вытянув носы, бежали по улице за белой лохматой сукой. Они грызлись между собой, изнывая от страсти и ревности. Северная весна неторопливо принимала дела у уставшей, ставшей жалкой, зимы.
Глава 4. Новая жизнь
Позавтракав кефиром, сел на автобус и поехал в районный центр оформлять документы на право торговли. В администрации меня давно и хорошо знали, да и сочувствовать, тогда ещё не разучились, поэтому патент на торговлю мне оформили за два дня. Денег на оплату патента у меня не было, из сочувствия, поверили в долг. Через три года, эти при социализме милые, отзывчивые люди, превратились в чёрствых, высокомерных чиновников, смотревших на коммерсантов, как на дойную корову, обязанную их кормить и поить. Всё таки, марксисты правы:» бытие определяет сознание».
Большими мастерами в воспитании нового человека были фашисты. Гитлер и Геббельс за пять лет перевоспитали немцев. Из растерянных, униженных после первой мировой войны, измотанных затянувшимся кризисом, неуверенных в себе и завтрашнем дне бюргеров, создали народ победитель, высшую расу, устоять перед которой смог только, так же фанатично верящий в своё светлое будущее Советский народ.
Ни англичане, ни американцы на такие жертвы способны не были. Потеряй Америка в войне, миллион солдат, она разорилась бы на пособиях, выплачиваемых их семьям. Отделываясь поставками техники и продовольствия, американцы преодолели кризис тридцатых годов, уменьшили безработицу. За счёт войны Америка разбогатела. Торгаши подняли экономику, набрались сил. Немецкие учёные ядерщики помогли им создать атомную бомбу, которой они тут же припугнули мир. Мне всегда хочется спросить наших самозванцев – правозащитников, объявляющих себя пророками свободы и справедливости: Почему, вы, зовёте нас каяться за чужие грехи, но не вспоминаете Хиросиму и Нагасаки? Может, потому, что за это вам не заплачено?
Жизнь поставила передо мной вопрос, где взять деньги на закупку товара. Наследство не предвиделось, поэтому, получив документы на право торговли, поехал в Ухту к своему старому приятелю – начальнику АТП Николаю Петровичу Мальцеву. Николай моему приезду был искренне рад. Дав подчинённым указания, вызвал секретаршу и сказал, что уезжает на весь день по срочным делам. Проблем, как и у всех в то смутное время, у нас хватало, мы решили обсудить их у Николая дома. По дороге купили вина и водки. Расположились в зале, поставив выпивку и закуску на журнальный столик. Большие, уютные кресла располагали к неторопливой беседе, водка делала разговор душевней, проблемы проще, решаемей. Помянув первой рюмкой мою жену и Виктора, перешли к насущным делам и заботам. Я рассказал ему о своих, он поделился своими. Водка помогла взаимопониманию. Николай помог мне перейти к делу, пожаловавшись: – Вот, жизнь пошла, на оплату транспорта ни у кого денег нет. Представляешь, ОРСы и те задолжали. Заказов на машины всё меньше, зарплату платить нечем, сокращаю людей. Не представляю, как будем жить дальше?