Ультиматум
Шрифт:
— Господин подполковник, — продолжал Фундингер, — вы способны делать сравнения. Посмотрите, где наши войска находились год назад и где они находятся сейчас. И кто знает, где они будут находиться в следующем году, если до этого не будет покончено с войной.
— Что вы имеете в виду? — подчеркнуто холодно спросил Шульце-Бютгер.
— Если до этого вал русского наступления… не докатится до самого Берлина.
— Вы имеете в виду капитуляцию?
— Я имею в виду то, что там живут мои родители, — проговорил Фундингер, вспомнив о заживо погребенных в подвалах жителях, затем откровенно заговорил о том, что он, чертежник Гейнц Фундингер, действительно выступает за немедленное прекращение войны, за капитуляцию, которую предлагают русские.
«Значит, речь идет о переговорах с русскими?»
Генерал-полковник Людвиг Бек после событий 1933 года стал союзником новых заправил власти, потому что надеялся на то, что они выведут Германию на первое место в Европе. Его более поздние разногласия с Гитлером касались не вопросов подготовки войны, а лишь преждевременного, по мнению Бека, начала ее, хотя как форсирование вооружения, так и планирование самой войны проводились под непосредственным влиянием и руководством начальника генерального штаба Людвига Бека, точно так же, как и опробование нового вооружения и боевой техники в Испании, и крупные маневры войск в сентябре 1937 года, которые можно было рассматривать не иначе, как начальную ступень разработки плана «Барбаросса».
Шульце-Бютгер знал, что штаб маневров тогда располагался в двадцати пяти километрах южнее Грейфсвальда. На этих маневрах кроме военного министра рейха фон Блюмберга присутствовал и подполковник Хойзингер, который впоследствии возглавил оперативное управление ОКБ, а танковые силы подчинялись генерал-майору Гудериану, который, обогатившись опытом маневров, бросил в 1941 году свою танковую группу на Москву. Главная цель маневров заключалась в увязывании взаимодействии трех родов войск в условиях ведения наступательных действий. Маневры проводились на местности, по своим условиям похожей на восточноевропейскую. При этом чрезвычайно большое внимание уделялось фактору внезапности и окружению главных сил «противника». Впервые в присутствии высокопоставленных военных из-за рубежа (по чистой случайности и из Англии) и ведущих германских индустриальных тузов демонстрировалось наступление целой танковой дивизии (600 танков), проводимое при поддержке авиации и групп парашютистов. Как начальник генерального штаба Бек еще в 1937 году являлся одним из инициаторов военного нападения на Советский Союз. Шульце-Бютгер подозревал, что переговоры, которые теперь намеревались вести с Советским Союзом члены делегации, преследуют цель хоть в какой-то степени сдержать действия Советской Армии, чтобы в то же время за его спиной вести секретные переговоры с западными державами о заключении сепаратного мира.
Додумавшись до такой мысли, подполковник постарался не домысливать последующее, так как тогда он вольно или невольно понял бы, насколько хитра была верхушечная оппозиция, к которой он примкнул…
Кадровый офицер, он считал планируемую Беком замену фашистской диктатуры диктатурой военной касты самым лучшим выходом. Единовластие главы государства, который отвечает за свои действия только перед богом, а не перед каким-то там парламентом, он воспринимал как нечто вполне законное, однако мысль о возврате к кайзеровскому рейху во главе с тогдашним кронпринцем Фердинандом казалась ему не совсем подходящей. Еще меньше ему нравилось то, что в программе Бека — Герделера полностью отсутствовало право на
Не раз он задавал себе вопрос: в чем, собственно, заключается разница между верхушечной оппозицией и приспешниками Гитлера? А стремления к проведению сепаратных переговоров с западными державами тех и других — разве они не свидетельствовали о желании добиться одной цели: обезопасить собственный тыл для того, чтобы иметь возможность бросить все силы против России? И разве стремление направить Шуленбурга в Москву не является доказательством нечестной игры, которую вели заговорщики?
С началом восточного похода сомнения подполковника умножились. Так, например, он никак не мог понять: зачем понадобилось состоять в их кругу такому активному служаке-нацисту, каким был начальник секретной службы адмирал Канарис?
Будучи адъютантом Бека еще в 1936 году, Шульце-Бютгер был посвящен в планы военного переворота в Испании и хорошо знал, какую важную роль сыграл в этом путче адмирал. Еще в 1916 году молодой морской офицер Канарис служил в военно-морской разведке. Именно он разыскал тогда тайные опорные пункты для снабжения всем необходимым германского подводного флота в Атлантике и на Средиземном море, а также подкупил вождей североафриканских племен, пообещав им военную и финансовую помощь, необходимую для ведения «святой войны» против Франции и Англии. При этом он установил самую тесную связь с молодым в ту пору испанским офицером по фамилии Франко, провозглашенным в 1936 году с прямого одобрения Геринга главнокомандующим испанской контрреволюцией. Затем Канарис отправился на самолете к своему другу, начальнику итальянской секретной службы, вместе с которым они уговорили Муссолини начать военную интервенцию в Испании. Не удовлетворившись сделанным, Канарис с полного согласия Франко создал в Испании своеобразный филиал германского абвера, занимавшегося подготовкой диверсионных групп, которым предстояло действовать в глубоком тылу противника. Из числа подготовленных там людей Канарис сформировал для действий на Восточном фронте пресловутую дивизию «Бранденбург». С другой стороны, хотя Канарис и помог выцарапать из лап Гиммлера некоторых попавших в гестапо заговорщиков, прикрыв их задачами абвера, которые они якобы выполняли, и хотя в настоящее время он, быть может, еще и был полезен группе, положение которой так осложнилось, Шульце-Бютгер, несмотря на все это, не доверял ни Канарису, ни всем тем, кто торговался с западными державами.
Далекий от того, чтобы симпатизировать русским или вообще коммунистам, Шульце-Бютгер, опытный офицер генерального штаба, расценивал военное положение Германии в данный момент как явно безнадежное и, исходя из этого, не одобрял попыток продлить эту войну. Однако в последнее время все старания группы Бека — Герделера сводились как раз к продолжению войны, к бесконечному сокращению германской армии путем повторения десятков Сталинградов, о чем, собственно, и свидетельствовала Корсунь-Шевченковская операция.
Фундингер решил использовать последнюю возможность, которая ему представилась, чтобы сделать еще что-то полезное ради того дела, на которое он отважился. Понимая, что он разговаривает, так сказать, с первым офицером генерального штаба при штабе группы армий, который завтра, а может быть, даже сегодня будет в какой-то степени решать судьбу окруженных, Фундингер напрямик спросил подполковника, как он думает оправдаться после окончания войны, поскольку подполковник является одним из главных виновников всего, что происходит.
Подполковник поздно понял, что зашел слишком далеко. Из безвредных, казалось бы, вопросов образовалась целая лавина, которая увлекла его за собой, и это еще раз заставило его серьезно задуматься над целями, которые преследовали члены «Крайзауэрского кружка».
Шульце-Бютгер, подобно Беку и Герделеру, не мог не согласиться, что требование о наказании военных преступников является справедливым. До сих пор он относил это только к Гитлеру, Герингу, Геббельсу, Гиммлеру и всем прочим заправилам нацистской партии.