Улыбка 45-го калибра
Шрифт:
– Чего же Регина хочет?
– Замуж ей надо, – фыркнул начальник, – мужик требуется, живо шелковой станет. Я почему этот разговор затеял. Ты меня устраиваешь во всех отношениях. Сделай милость, плюнь на девицу, ну не обращай на нее внимания, а я уж в долгу не останусь, запомни.
– Ладно, только она обещала меня уволить.
– Сегодня пятница, – тяжело вздохнул начальник, – отдохни спокойно, а в понедельник с новыми силами – на службу. Кстати, хочу научить тебя паять ампулы, пригодится такое умение, лады? Да, кстати, вот.
И он протянул мне сто рублей.
– Это зачем?
– Ну просто так, – засмеялся Орест, – у тебя ребенок вроде заболел, купи ему шоколадку и яблок.
– Спасибо, – пробормотала я, – дай вам бог здоровья.
– Давай, топай, – отмахнулся Орест.
Отогнав «Пежо» подальше от роддома имени Олеко Дундича, я переоделась и поехала к Жанне. Конечно, доказательств вины сотрудников лаборатории у меня нет, но я могу рассказать ей о преступных махинациях с эмбрионами. Честно говоря, хотела предложить ей такой вариант: мы едем к нам домой, я знакомлю Жанну с Александром Михайловичем, и девушка рассказывает полковнику все. Дегтярев – отличный профессионал, он сразу поймет, как следует поступить в данном случае.
Подлетев к квартире Жанны, я глянула на дверь и почувствовала приступ дурноты: косяк украшала белая бумажка с печатью.
Полная самых нехороших предчувствий, я позвонила к соседям. Высунулась девочка лет двенадцати с туго заплетенными топорщившимися косичками.
– Вам кого?
– Не знаете, где Жанна?
– Кто там, Лена? – донеслось из комнаты, и через секунду в прихожую вышла безобразно толстая старуха в бордовом застиранном халате. – Вам кого?
– Пришла к Жанне, гляжу – опечатано…
– Милая моя, – всплеснула руками бабка, – вы им кем приходитесь?
Я секунду поколебалась, потом соврала:
– Учились когда-то вместе, а потом я оказалась по распределению в Воркуте. Вот, приехала в Москву. Дай, думаю, зайду. По телефону звоню, звоню, никто не подходит.
– Ой, милая, горе-то, горе, – запричитала старуха, – ты вот тут в передней на стульчик сядь.
– Случилось что?
– Ой, страшное дело, – завела было бабка, но, заметив, с каким жадным любопытством к ее словам прислушивалась девоча, осеклась. – Лена, ступай уроки делать.
– Ну, ба, – заныл любопытный ребенок.
– Иди-иди, – сурово приказала старуха.
Пришлось девочке удалиться.
– Не хочу при ней страсти рассказывать, – пояснила хозяйка. – Ой, горе, ой, беда, ой, несчастье…
– Да в чем дело?
– Она жила вместе с родственницей, знаете?
– С Анной Константиновной? Конечно.
– Во-во, – оживилась бабка, – тому уж несколько дней, как Аня застрелилась.
Я подскочила на стуле и, чуть было не ляпнув: «Вы путаете, ей сделали укол», спросила:
– Как?
– Жуть кромешная, – без остановки трещала бабка, – прямо в рабочем кабинете жизни себя лишила. Наши во дворе говорят, что у ней какое-то вещество радиоактивное пропало, вот руки на себя и наложила. Она в НИИ секретном работала, большим начальником.
Я тяжело вздохнула. Удивительная вещь сплетни, откуда что берется. Во всем рассказе только одна фраза правильная: о работе в НИИ. Анна Константиновна и не думала стреляться, и из ее отдела кадров не могло пропасть ничего, кроме бумаг да личных дел сотрудников. Вот ведь что накрутили тетки на лавочке у подъезда. «Агентство ОБС», как называет их Дегтярев. Расшифровывается аббревиатура просто: Одна Баба Сказала.
– На ихнюю семью прямо мор напал, – азартно блестя глазами, вещала тетка, – совсем недавно брат у Анны помер, только оплакали, сама убралась, а потом уж и Жаннин черед пришел.
Я почувствовала огромную усталость и какую-то темную безнадежность. Подобное чувство испытывает человек, идущий по длинному черному тоннелю. Вдруг впереди брезжит свет. Обрадованный человек кидается со всех ног к выходу и тут же понимает, что путь к свободе перекрыт решеткой.
– Что с Жанной? – тихо спросила я.
– Так отравилась, – выкрикнула бабка, – записку оставила! Мол, так и так, в моей смерти никого винить не надо, после кончины Ани жить не могу, прощайте.
– Вы видели письмо?
– Нет, бабы у подъезда говорили.
– Когда это случилось?
– А вчерась вечером. Милиция приезжала, все ходили, нас спрашивали, правда ли, что они с Анной Константиновной так дружили.
Я медленно встала и пошла вниз, забыв поблагодарить словоохотливую бабку.
Вечер прошел ужасно, домашних не было. Аркадий и Зайка, как всегда, пропадали на работе. Где-то около десяти позвонила радостная Машка:
– Мусик, останусь ночевать у Сашки Хейфиц.
– Ладно, – ответила я, – ее родители не против?
– А их нет, – весело кричала Маня, – на гастроли укатили, в Америку, только бабушка осталась, но она в восемь вечера спать легла! Мы сейчас поглядим видик, поедим мороженое, завтра в школу не идти. Красота!
Дегтярев не звонил и не появлялся. Ритка Замощина тоже куда-то подевалась. Я взяла бутылочку, развела молоко и пошла кормить щенят. Лысый Масик приветливо мяукнул, увидав меня. Похоже, его характер изменился в лучшую сторону: раньше гадкий кот только шипел, завидя посторонних людей.
Взяв одного «лисенка», я устроилась в кресле, сунула ему в рот соску и задумалась. Все мои усилия ничего не дали. Столько времени потратила на расследование, и абсолютно безрезультатно. Впрочем, узнала о безобразиях, творящихся в НИИ тонких технологий, только как это приближает меня к украденному яйцу? А никак. Жанна, которая знала правду о дорогой вещице, погибла, все концы обрублены, нити разорваны.
Покормив кутят, я легла на кровать и выключила свет. Сегодня не хотелось ни читать, ни ужинать. Сон медленно начал наваливаться на меня.