Улыбка Кубы
Шрифт:
Прикоснусь к скале, отдохну. Нет! Не дает море стоять у стены-скалы, оно мотает меня из стороны в сторону, бьет по лицу брызгами, разбивая волны о камень и бросая меня в воду! А сверху трамбует волной.
Саня-а! Ты где-е?
Нет. Я не кричала! Я прохрипела. А может, даже произнесла это про себя.
И вдруг он появился. Наверное, я все-таки крикнула. А может, он за мной все-таки наблюдал и увидел, что творится неладное? Но мне уже было все равно. Наблюдал? Пусть наблюдал… Это правильно. За глупыми девушками всегда нужно смотреть в оба.
– Держись
Мы брели к берегу. Море оставалось такое же прекрасное, оно-то при чем? Это я ненормальная. Телячьи восторги морю ни к чему. Море слишком серьезный зверь. Махнет волной-лапой – и нет тебя. А оно просто играет… А я… тоже… Задрала голову к солнцу: «Мир прекрасе-ен!», а позади скалы. А море махнуло лапой…
– Полежи, – Александр подвел меня к полотенцу, брошенному на песок. Зонтиков тут не было. Вернее, был только один – в самом начале пляжа, почти у самых хижин. Стоял, как сторож, – высокий, с красным столбом и в широченной шляпе из сухих пальмовых веток. Под ним был единственный на весь пляж лежак.
Саня отводил от меня взгляд, косился в сторону, и, заметив это, я вспомнила, что я… без ничего.
И голова перестала кружиться, я стала лучше соображать. Боже! Какой позор!
– Отвернись. Пожалу… йста… – сказала я и попыталась укрыться тем же самым полотенцем. Не получилось.
– Уйди, – мрачно бросила я парню и уткнулась головой в закинутые за голову руки, чтобы ничего не видеть, чтобы его не видеть, не встретиться с ним взглядом.
Через минуту подняла голову.
Тишина. Нет никого. Только пляж, скалы сверху уступами, пальмы над ними, ветер…
Натянула купальник. Через некоторое время возник в поле зрения Рыжий.
– Как ты, Дженя?
– Нормально, – ответила я. Было по-прежнему стыдно-стыдно.
Я по-прежнему отводила от него глаза.
– А где ты был? – спросила, не глядя.
– Рядом – вот тут, за скалой.
Скалы были по всему берегу. Между ними островки песка. Загораешь как в какой-нибудь белой комнатке.
Рядом? Значит, он все время был рядом? Подсматривал? Я вспомнила о своих гимнастических «колесах», и опять краска запоздало бросилась мне в лицо и голову.
«А, пусть», – подумала я в следующее мгновенье. Мне стало все безразлично. Так бывает, когда ничего уже не можешь изменить и просто примиряешься с обстоятельствами.
Потрогала голову. На затылке была здоровенная шишка.
…– Было это же море двести, триста, пятьсот лет назад. Галеоны, а по-простому испанские корабли, бороздили Антильское море. Карибское море раньше называлось именно так – Антильское. Пассажиры на палубе наслаждались морскими видами и ожидали близкого вхождения в порт Сантьяго. И тут из-за горизонта показывались корабли без опознавательных знаков. Приближаясь к испанским галеонам, они брали судно на абордаж и начиналась резня… пассажирам галионов было гораздо хуже, чем тебе сейчас, уж поверь. Вряд ли они оставались живыми… флибустьеры морей, пираты, не жалели никого…
Это рассказывал Александр. Мы расположились на моем крыльце под кустом с розовыми цветами. Саня лежал в гамаке, я сидела в кресле, глядя в морскую даль.
– …А что там твоя шишка… Пройдет!
Странно, что затылок мой не пострадал, то есть никакой раны на нем не было, а была приличных размеров шишка, которую я время от времени поглаживала, надеясь, что таким образом она быстрее рассосется.
– Память о Кубе, – засмеялся Саня, пощупав ее. – Очень чудесно! Ничего, лучше запомнишь Карибское море.
Александр все рассказывал о пиратах, я же сидела рядом в кресле и все глядела в море, которое сыграло со мной злую шутку. Но не оно было виновато, а я сама со своей детской эйфорией. Вот я всегда так. Мама говорит, что я слишком эмоциональна и восторженна. Я остро переживала случившееся. Радовалась, что отделалась легко. Ударилась бы о скалу посильнее и – каюк! И Саня не успел бы приплыть на помощь.
– А разве сейчас мало пиратов? – спросила я с мрачной ухмылкой. И сама же ответила: – Да сколько угодно!
– Не сравнивай, Дженя! Пираты сегодняшние никого не убивают. Конечно, держат пленников они не в царских условиях, но их кормят. Их всех выкупают в конце концов… Но это не здесь, у нас на Карибах спокойно, пиратов нет. Так что будем купаться! Будем?
– Сегодня, пожалуй, уже нет, – сказала я. – Поужинаю и – на боковую.
– Только учти, Дженя, купаться мы теперь будем вместе. Хорошо? Давай все делать вместе. Пусть сегодняшний день будет для тебя… как это сказать?
– Уроком, – подсказала я.
– Да. Уроком. И теперь – вместе.
– Ага, – я засмеялась. Взяла Санькину руку и сложила ее со своей, как складывал бой, везший мою поклажу. – Вот так вместе, да? Как говорил тот чернокожий бой?
– А что? Вот так – хорошо.
– Вот так, – я кивнула на наши сложенные ладони, – вот так никогда не будет.
Ну, почему девчонки всегда говорят противоположное тому, что желают? Думают одно, говорят другое? Почему? И это вовсе не похоже на вранье. Скорее это происходит из-за чувства самосохранения. А может, из-за гордости? Девчонка боится, что человек, который ей нравится, не согласен «на всю жизнь вместе», и она сама, первая, говорит о том, что она этого не хочет. Как будто упреждает ситуацию. И бывает, что этим самым губит свою жизнь. И свою любовь… Ой, гордость – это все-таки плохо.
Я не знаю, почему так бывает. На самом же деле… да… на самом деле мне начинал нравиться Саня, и если бы так устроилось «на всю жизнь», я бы, пожалуй, не была против.
– Я не знаю, Дженя, что ты имеешь в виду, – он убрал руку и спрятал ее под себя. – Но я хочу, чтобы ты на моем острове оставалась в целости и сохранности. Я еще хочу в Москве у тебя побывать, – добавил он, чуть улыбаясь, и поглядел на меня искоса:
– Получится, как думаешь?
– Даже думать нечего – конечно!