Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии
Шрифт:
Сочинение Васьки явно принадлежало к рано созревающему сорту дыни «хандаляк».
Он и правда, сдал свой листочек первым. Удивлению — и нашему, и учителя — не было границ, когда, глянув в листок Кулакова, Эммануил Львович призвал нас слушать и громко прочитал написанное.
— Это не сочинение, а записка! — с изумлением сказал учитель.— Но зато какая!.. Вот послушайте...
«Так поступают пионеры!» — читал нам Эммануил Львович.— «Дорогой товарищ учитель! Знаете ли вы, что герои ходят и живут рядом с нами и с вами? Один из них — ваш ученик Василий Кулаков. Вчера
—Это о тебе? — спросил Эммануил Львович и явно нехотя, оторвавшись от столь сочной записки, поднял на Ваську глаза, в которых читалось неподдельное уважение.
Васька бессовестно опустил глаза, разыгрывая из себя скромника мирового класса. Интересно, может ли скромность быть нахрапистой? Впрочем, конечно же, может, если существует в мире даже один только Васька.
—Это тетушка Марьям просила свою записку зачем-то передать вам. А я... я и не знал, что там написано...— фальшиво молотил Васька.
С последним Васька явно загнул. Если не загнул, так почему, спрашивается, сидел и ни строчки не писал. Все ясно. Был уверен, что записки тетушки Марьям с лихвой хватит, чтобы не писать сочинения, а попытаться самому влезть в герои сочинения. Слушать записку тетушки Марьям было обидно всем нам. Это же надо такое придумать — «спас капусту от смерти»... Это же надо — «бросили бочку на произвол судьбы», оставив ее, бедняжку, без сиделки и без спасительного гнета... Было ясно, что записку ей сам Васька и продиктовал. Продал за нее свой гнет. Дороговатый, однако, вышел...
Но сейчас героем мгновения все равно был, безусловно, Васька. Эммануил Львович сказал:
— Записка хорошая, читать ее приятно. Ваш товарищ совершил добрый поступок, принес человеку радость. Это прямо по теме сочинения, верно. Честь ему и хвала.
Но тут он обернулся к Ваське — гордому, как монумент:
—А тебя, Кулаков, все-таки попрошу написать это сочинение дома, обязательно принесешь завтра. Тетушка Марьям в вашем классе не учится и отметку ей поставить не могу. Такое вот будет содействие... Договорились?
Только сейчас смог я попытаться овладеть вниманием учителя.
— Эммануил Львович! Там Сервер остался, — бессвязно закричал я.
— Какой Сервер?
—Мамбетов.
—Тоже Мамбетов?
—Ну да. Тетушка Марьям — мама его. А Сервер около чайханы застрял.
Бедняга-учитель растерянно заморгал, с трудом понимая мои, надо сказать, бессвязные объяснения.
—Около чайханы? А что он там делает? Чай с аксакалами пьет?
—Какой чай?! — я протестующе замахал руками.— Он люк сторожит. Боится, как бы малыши не посыпались в кипяток. А чайханщика не было...
Только с третьей попытки я успокоился и спокойно растолковал, что к чему.
—Он и сейчас там?
—А где же еще, раз до сих пор в школу не пришел? Очень опасное там место. Если бы вы только видели. Люк... Глубокий очень... А из него пар идет...
—У вас сейчас будет труд?— быстро спросил Эммануил Львович.
—Труд,— подтвердил я.
—Вот и хорошо. У меня — «окно», а насчет тебя с вашим учителем договорюсь. Пойдем, покажешь, где Сервер застрял. Может, надо помочь.
Он улыбнулся:
—Это ведь гоже по теме урока. Верно?
—Я тоже пойду,— вызвалась Стелла.— Раз по теме.
—Лучше пусть Васька пойдет, — сказал я, явно удивив всех. И объяснил:— Может, что-нибудь тяжелое нужно будет таскать.
Васька, к моему удивлению, уклонился от приглашения отличиться.
—Не-е,— запротестовал он решительно. — Я не пойду... У меня с утра... рука болит... Сильно-сильно...
Ну и лентяй... Перереботал что ли вчера?..
Следом за учителем мы со Стеллой выскользнули из класса и поспешили к чайхане. Сервер, устроившись у тахты, как у верстака, ловко орудовал ножовкой, сооружая самодельную крышку из досок, вынесенных Азимом-ака. Пот струился по лицу Сервера, но он в горячке ничего не замечал.
—Вот, — показал он свое корявое изделие. — Временная, конечно, крышка, но зато спокойнее будет.
Азим-ака горестно развел руками и забавно запричитал:
—Ничего моя не понимает! Вчера люк был, сегодня люк нет. Баран не съел, курица не съел. Кто
съел?
Он горевал не зря — ведь люк входил в ЗДЧ — зону действия чайханы. Подобно тому, как подшефные наших тимуровцев входили в ЗДШ и ЗПД — в зону школьного и пионерского действия.
—Можно, я что-то скажу...— пискнула Стелла.
—Говори, если хочешь.
Удивительно! Стелла даже личное информационное сообщение готовила как яичницу. Нашептывала в уши слушателей масло и только следом сырые слова. Чтобы прожарились, что ли, как следует?..
Стелла вдруг шепнула:
—Сбегай быстро к тетушке Марьям.
—А это зачем?— усмехнулся я.— Капусту проведать — не готова ли?
—В бочку загляни,— растолковывала Стелла.— В третью. Ну, Володечка, ну, пожалуйста! Уж больно все хитро в записке, которую Васька принес от тетки.
Дело-то пустяковое. А раз просит Стелла — то, выходит, и вовсе пионерское поручение. Тем более, что бочки тетки Марьям входят в ЗДШ и ЗПД. Надо выполнять.
... Заглянув в бочку, которую мы вчера доверили Васькиным заботам, я вскрикнул от удивления. На капусте важно покоилась... чугунная крышка люка!..
Вот так история! Выходит, Васька эту крышку вчера потехи ради и выковырял вечерком в ЗДЧ, когда Азим-ака ушел домой?
Тетка Марьям подтвердила уже и без того понятное:
— Вася привез этот гнет. Совсем ночью. Говорит, долго не мог подходящего гнета сыскать. Но дал слово — выполнил. Сам сюда и положил его. Настоящий пионер!