Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии
Шрифт:
Как-то мы в шутку поспорили — сколько весит васькин чуб. Мнения были разные, кое-кто договорился аж до килограмма! Но как проверить, если чуб без головы не взвесишь, да и голову трудно без всего остального. Для этого, наверно, особо умные приборы нужны — чубомеры, одним словом. Только разве такие существуют?..
Утром, перед школой, слушая вполуха передачу местного радио, я прознал о чудном событии и сразу же подумал про Ваську. Дикторша радостным голосом возвестила, что сегодня произойдет нечто выдающееся в культурной жизни поселка — наша парикмахерская ожидает именно сегодня стотысячного со дня открытия салона посетителя, а его администрация намерена не только
Но оказалось, что объявление по радио в классе слышали многие. Я не удержался и сказал Ваське про свою идею памятной медали счастливому клиенту. Васька слушал с какой-то тревогой. Чуб его вяло колыхался. Казалось, к тому, что говорят в классе о предстоящем торжестве в поселковой парикмахерской, прислушивается и чуб. Подумав об этом, я мысленно сказал себе, что почему-то до сих пор ни в одной карикатуре про Ваську не сообразил приделать к его чубу ухо. Правда, поразмышляв на эту тему, понял, почему допустил такую оплошность — Васька никого не любил слушать и всегда поступал так, как подсказывали ему не уши, а, скорее, кулаки.
Он мог бы, пожалуй, предоставлять полубесполезные ему уши напрокат, ведь дают же во временное пользование телевизоры и пылесосы.
На пятом уроке Васьки Кулакова в классе не оказалось. Я понял, что он решил влиться в толпу болельщиков, переживающих за судьбу юбилейной парикмахерской медали. И тогда я уговорил Андрея Никитенко тоже пойти после уроков к парикмахерской. Андрей согласился и даже прихватил фотоаппарат, хотя не был уверен, что он ему понадобится. Но у Андрея была странная примета. Если с ним не было фотоаппарата, ему обязательно попадался сюжетец, который он хотел бы заснять. И — наоборот... Фотоаппарат при нем, а снимать абсолютно нечего. Конечно, не всегда так бывало, но часто. Такая вот примета...
Подходя к парикмахерской, над входом в которую трепыхался плакат «Пламенный привет юбилейному клиенту!», мы удивились длинной очереди. Ее хвост вырывался из дверей парикмахерской на улицу и клубился до тротуара.
—Гляди, вон и Васька! — показал Андрей.— Чего это он в очередь влез?
—Все ясно!— мне стало смешно. Я-то думал, что Васька Кулаков удрал любоваться из толпы, а он, оказывается, решил попытать счастья и затесался в очередь страждущих попасть в парикмахерскую. А точнее — стать юбилейным клиентом и навеки войти в историю нашей парикмахерской. Васька, похоже, надеялся поднять свой чуб — этот памятник природы — на новый уровень. Он ведь вот как рассудил, видать... По случаю памятного события парикмахеры должны во все лопатки стараться. Вот и решил Васька добыть счастливый номер.
—Хорошо, что фотоаппарат взял,— похвалил я Андрея.— Авось пригодится.
Заметив нас, Васька выскользнул из очереди.
—Может, тоже станете?— спросил он.
—А нам зачем? — удивился Андрей.— Тут и без нас желающих хватает.
Васька понизил голос и зашептал:
—Зря, между прочим, стоят. Только время теряют. Угадайте, кто будет стотысячным?
Мы с Андреем переглянулись. Вот чудак — кто ж такие вещи может знать. Это же — как лотерея, как билет на экзамене.
—А я знаю! — глаза Кулакова радостно блестели.
—Ну и... кто же?— осторожно спросил я. Васька понизил голос:
—Я... Это буду я...
Я поразился самонадеянности Васьки. С такой прозорливостью только в «Спортлото» играть. Это же миллион за неделю выиграть можно. А за месяц — и не сосчитать.
—А кто тебе сказал это?— спросил Андрей.
—Сам посчитал! — хохотнул Васька.— Я заранее в парикмахерскую заглянул, там наша соседка работает кассиром. Она и шепнула мне по-соседски, что ровно тридцать седьмой клиент окажется юбилейным. Она ведь все знает, у нее калькулятор есть. И касса особая, электронная. Очень точно считает.
—Ну и что с того! — воскликнул я.— Тридцать седьмым ведь тоже будет не каждый.
—Тише ты! — замахал руками Васька.— Услышат ведь... Ты послушай... Отошел я тогда в сторонку и стал пропускать в очередь всех подряд, а когда их тридцать шесть стало друг за дружкой — тут и подскочил. Ловко?
Мы были потрясены простотой уловки. Вот так придумал! С 'такой смекалкой, пожелай того Васька, можно было успеть за пять лет окончить школу с золотой медалью, за два — институт, а в двадцать пять стать ветераном труда. Жаль только, что Васькина голова начинала сыпать искрами идей лишь в том случае, если это сулило обладателю «памятника природы» какую-нибудь дармовщинку. Например, списать контрольную. Или — побрызгать чуб чужим одеколоном.
—Видите вот тех парней,— показал Кулаков на очередь.— Ну, тех, где и я стою. Они все вместе пришли, вдесятером. Вот тут я, честно говоря, и испугался. Ведь можно было пропустить вперед только семерых, а восьмой из них, я посчитал, оказывался тридцать седьмым. А значит... Понимаете? Вот это было самым трудным — кто же знал, что они толпой придут? Семеро встали, а я за седьмым.
— Пустили?— это Андрей спросил.
— Сначала стали выталкивать. Стань, говорят, ли последним. Мы все вместе из соседнего поселка приехали, у нас парикмахерскую закрыли. Но я их уговорил, сказал, что очень опаздываю в школу. Я во-он за тем, в красной куртке. Ха! Стоит и не подозревает, что я — юбиляр!.. Ну ладно, я пойду на место. А ты...— он обернулся к Андрею и кивком показал на фотоаппарат.— Смотри не пропусти самый момент. Мировой будет снимок.
Оставалось набраться терпения и — ждать, ждать. Но на десятой минуте томления меня осенило.
— Слушай! — я схватил Андрея за локоть.— Тут еще час ждать, не меньше.
— Никак не меньше,— согласился Андрей.
— Давай всех из класса позовем! — продолжил я,— Вот сбегаю домой за велосипедом, всех объеду и предупрежу. Ведь какое событие! У нас в классе та кого героя пока не бывало. Может, Васька и вправду юбилейным окажется.
— Давай беги,— кивнул Андрей.— А я здесь побуду.
За полчаса я объехал двадцать четыре двора и всех, кого застал, призвал спешить к парикмахерской.
Стелла Хван, председатель совета отряда, схватилась за голову:
— А Андрея ты позвал? Сфотографировать бы надо, как наш Васька в историю войдет.
— Там он уже, — горделиво ответил я,— Караулит событие.
Стелла всплеснула руками:
— А оркестр там?
— Какой оркестр?
— Да наш же, школьный! Духовой! Да ты что! Побежали в школу к Михаилу Харитоновичу.
Я удивлялся Стелле. Ловко она умела к любой чужой идее прилепиться. Да так, что становилась соавтором.
—Садись на багажник — предложил я, и мы помчались к учителю пения, руководившему нашими духовиками.