Улыбка убийцы (в сокращении)
Шрифт:
— К несчастью, он покончил с собой, — уточнила Мэри.
— Покончил с собой! — Мильтон даже вздрогнул, но тут же кивнул. — Вот теперь вспомнил. Не его самого, эту историю. Она тут наделала много шума.
— Я хотела бы увидеть его могилу, если можно. Думаю, его должны были похоронить на католическом кладбище. Есть в Мизуле католическое кладбище?
— Есть, — ответил Мильтон. — Рядом с Тернер-роуд.
Он помолчал, потом сказал:
— Знаете, а я это самоубийство хорошо помню. Знаю, как он покончил с собой и где. Если хотите, я покажу вам это место.
У Мэри заколотилось сердце:
— А когда вы сможете?
— Да когда захотите. В жизни пенсионера, дорогая моя, тоже есть приятные стороны.
— А что, если сейчас?
Мильтон улыбнулся.
Мэри нашла на заполненной машинами автостоянке свободное место, вылезла из прокатной «тойоты» и огляделась вокруг, ощущая разочарование. От лагеря они доехали сюда по Резерв-стрит всего за десять минут, однако и Сапфировые горы, и Биттеррут исчезли, заслоненные магазинами и «Макдоналдсами». Мимо стоянки проносились машины, нагруженные сумками покупатели волокли за собой к пикапам детей. Мэри никак не могла понять, какая связь может существовать между этим оживленным торговым центром и самоубийством Амадео.
— Вот это то самое место и есть, — сказал, выбираясь из машины, Мильтон. Он прислонился к капоту. — Старая Маллэн-роуд. Всю эту землю занимали поля сахарной свеклы. — Мильтон обвел вокруг рукой, его рубашка, развевавшаяся на ветру, походила на красный парус.
— И все это были свекольные поля? — Мэри скептически оглядывалась по сторонам, ей с трудом удавалось представить себе это место таким, каким оно было прежде.
— Поля сахарной свеклы тянулись на двадцать миль. — Мильтон прищурился от яркого солнца. — Война оставила сахарные компании без рабочих рук, вот и использовали итальянцев. Они работали на полях, ну и в городе тоже. Работа была им по душе. Японцам — тем приходилось труднее. Местным не нравилось, что они работают в городе. Но тут нас винить, по правде-то, и не за что. Ненормальное было времечко.
— Конечно. — Мэри не хотелось никого судить. — В войну у людей один страх в голове. Мы же всего лишь люди.
— Что правда, то правда. — Мильтон взглянул на нее и улыбнулся. — Хотя понимают это не многие.
— Ну, я, например, только в свекле совсем ничего не смыслю.
Мильтон прищелкнул узловатыми пальцами:
— Видите? Вы все время пошутить норовите. Это потому, что вы итальянка. И они такие же были. Веселые ребята. За это их все и любили.
И от стереотипов временами бывает польза.
— Значит, здесь находилось свекольное поле. А скажите…
— Вы все время говорите «свекольное поле». А это было поле сахарной свеклы.
— Поправка принимается. — Все-таки про Монтану она ничего толком не знает. — Сахарной свеклы.
— Вы ее когда-нибудь видели, сахарную свеклу-то? Она смахивает на толстую морковку, только белую.
— А на вкус она какая?
— На вкус? Сахарную свеклу не едят, городская вы девушка. Из сахарной свеклы делают сахар. Режут ее на куски, выдавливают из них сок. А уж из сока получают сахар. Вот во время войны интернированные как раз этим и занимались. Пограничная охрана привозила их сюда утром на двойке с половинкой, а вечером забирала.
— А что такое «двойка с половинкой»?
— Грузовик на две с половиной тонны. Сэм грузовик водил. Тот еще тугодум был. Умер пять лет назад. Сердце.
Еще один призрак. По дороге сюда Мильтон много рассказал ей и о людях, которых он знал когда-то, и о их смерти.
— Отсюда уходили вон туда деревья, — указал Мильтон в сторону Костко. — Итальянцы под ними обычно обедали. Одно дерево было больше других — дуб. Тот парень, о котором вы спрашиваете, — он на нем и повесился.
Мэри не знала, что Амадео покончил с собой именно таким способом. Она взглянула в направлении Костко, прикрыв ладонью глаза от солнца.
— Но как же он повесился, если вокруг были люди?
— Людей-то как раз в тот день и не было. Бригада тогда работала маленькая — только он да еще один малый, дружок его. Дружок во время обеденного перерыва задремал, а когда проснулся, Брандолини уже удавился.
— А кто он был, этот дружок?
— Не знаю.
Мэри все-таки не понимала, как такое могло случиться.
— Постойте, Амадео залез на дерево, повесился, и охрана его не остановила?
— Там, где работали итальянцы, охрана не требовалась. Да и куда им податься-то было? Кругом же одни поля, сахарная свекла. Те, которые работали в городе, сами возвращались на ночь в лагерь, вот как люди домой с работы приходят. А тех, что работали в полях, мы забирали в конце дня. Сэм же и забирал.
— Я все-таки не понимаю, почему Амадео покончил с собой именно здесь. Почему не в лагере?
— В лагере ему бы помешали. Интернированные спали по сто человек в одном бараке. Уединиться было трудно.
— Но как же он это сделал? Где взял веревку?
— Ну, веревка-то в кузове грузовика всегда найдется.
— А когда в лагере узнали, что он покончил с собой?
— Только когда Сэм его привез.
— И Амадео полдня пролежал здесь мертвым? — Мэри проняла дрожь.
— Вы, случаем, не родственница мистера Брандолини?
— Нет. Поверенная фонда его наследуемого имущества. Кто может знать имя того второго интернированного?
Мильтон покачал головой:
— Я думаю, никого, кто мог бы его знать, уже не осталось. Берт, наверное, мог знать — он один из интернированных, — да только он в Италию погостить уехал. Может, директор форта что-нибудь знает. У него же на втором этаже архив.
— Архив? — Мэри насторожилась.
— Вы порасспрашивайте директора, — предложил Мильтон. — Ну как, все увидели?
— Да. Могу я в качестве благодарности угостить вас гамбургером?
— Конечно, только добавьте к нему ванильный коктейль.
— Договорились.
Мильтон нырнул в машину, а Мэри постояла еще с минуту, обдуваемая ветерком, представляя себе большой старый дуб. Кто-то будто просил ее побольше выяснить о самоубийстве Амадео. И Мэри гадала, ее ли это внутренний голос или душа Амадео говорит с ней.
Но она во что бы то ни стало выяснит все.
В тот же день, немного позже, Мэри поехала на кладбище. По бокам от кладбищенских ворот стояли каменные столбы с вытесанными словами: «Св. Мария». Она въехала в ворота и повернула направо, на дорожку из черного гравия, вдоль которой росли высокие, раскидистые деревья, такие старые, что их массивные кроны образовывали сверху полог из листвы. Мэри окинула взглядом кладбище — небольшое, скромное. Среди ухоженной травы ровные ряды темных аккуратных надгробий. Мэри поискала глазами контору — не увидела, но заметила вдали белый обшарпанный пикап. Мэри подъехала к нему и вышла из своей «тойоты». Пожилой рабочий грузил в кузов пикапа газонокосилку. Увидев Мэри, он улыбнулся.