Улыбнись мне, Артур Эдинброг
Шрифт:
— Четыре дня они висят тут, насыщаясь парами, — сказал Бор. — Потом ещё на два дня я положу их в гнездо нойдичей в Чёрных горах. Потом на день запру в клетке и опущу в проточную воду. Потом на два часа уберу в.
— Так что будет в итоге? — не выдержала я этой сказочной заунывности.
— В итоге они преобразятся в Камень Времени, — пафосно заявил Бор. — Его я сварю с пал-боной, эренвой и прочими ингредиентами, чьи названия оставят тебя прискорбно равнодушной, и получу ОВГ.
— Острый вирусный гепатит? — Я вскинула бровь.
Бор аж захлебнулся возмущением.
— Отвар Взора Грустного! —
— Почему тебе это важно? И от чего именно очистить?
— Важно — потому что ненавижу быть без вины виноватым. И не хочу, чтобы этот псих всерьёз вытащил моё бедное сердце, как только сдаст свои чёртовы экзамены. А он может. От чего очистить… Долгая история. Присядем?
И Борис джентльменским жестом обвёл два ближайших пенька.
Признаюсь, они меня не вдохновили. Тем более что комары продолжали своё пиршество. Я уже пришлёпнула пару прямо в процессе кровопускания — неприятно, наверное, умирать во время обеда — и мне не хотелось продолжать подобное извращение.
— Я могу накрыть нас куполом, я умею, — сказал Бор, увидев мои сомнения. — Хотя вероятность взрыва не исключена.
— Ну накрой, — мне стало интересно посмотреть на его колдовство.
Землянин принялся шептать заклинания, быстро перебирая пальцами, будто на фортепиано играл…
Первые два раза плетения действительно бесславно лопнули, плюнув синим пламенем, но оно, к счастью, быстро угасло в углекислой хмари болот. Зато на третий раз нас накрыло симпатичным, будто резиновым, шариком. Эдакая зорба магического мира.
— Итак. — сказал Бор, удовлетворённо вздыхая. — Время тебе узнать об Аманде.
Я расправила юбку на коленях и приготовилась слушать.
РАССКАЗ
БОРИСА ОТЧЕНАША
30
Мои первые несколько дней в Форване после того, как я переместился сюда вместе со своей злосчастной скамейкой, были похожи одновременно на фэнтези-анимацию и фильм о психических больных. Я всё щипал себя за всевозможные места, чтобы понять — глюки или нет, — а люди вокруг обалдевали ещё сильнее, потому что им вроде как надо было обо мне заботиться.
Ну, типа, это ведь их ответственность. Притащил землянина — верни, откуда взял. Покорми землянина. Успокой землянина. Развесели землянина и обеспечь ему комфорт.
Я быстро поймал волну и вконец обнаглел. Требовал свеженьких девственниц, чтобы не печалиться, икры красной и чёрной, ойл-массаж и другие радости. Потом сибаритство мне надоело, и я, как я уже говорил, взялся за работу. Потому что, в общем и целом, мир мне понравился, и я решил тут остаться, как минимум, на какое-то время.
А может быть, и навсегда.
Примерно через два месяца после своего попа-данства я познакомился с Амандой и Артуром. Это было эпично: Артур засветил мне бейсбольным мячиком прямо в лицо. Я шёл по лужайке, весь такой вдохновлённый, сдавший свой первый иномирный финансовый отчёт, и вдруг мне ломают нос какой-то кожаной штукой.
И я бы рассвирепел и вконец обезумел, если бы извиняться не прибежала Аманда. Она была… Даже не знаю. Как ледяная кока-кола в запотевшей стеклянной бутылке — да на песчаном пляже, да в самый жаркий летний день. Блондинка — дерзкая, обалденно красивая, говорливая и с такой весёленькой придурью в характере. На войну с ней не пойдёшь, а вот в быту с такой весело и задорно.
А главное — у неё была какая-то сногсшибательная способность со всеми и обо всём договариваться. Идеальная коммуникабельность, всем бы такую. Её профилем были языки — маг-лингвист, понимаешь, — и это очень ей подходило. Эта фантазёрка умела материться на сорока чудовищных наречиях. И «чудовищных» тут — вполне себе научное определение.
В общем, прибежала Аманда мой сломанный нос утешать. И меня, как к нему приложение.
— Ой, — говорит, — мой парень вас поранил, пока учил меня подавать мяч. Мне так жаль!
— Может, — говорю, — в топку тогда этого парня? Я бы тебя научил без причинения вреда прохожим.
— Но ведь с причинением веселее! — захлопала ресницами она. — Как бы иначе мы с вами познакомились, мистер Иномирный, звезда университета Форван?
— О, даже так? Я уже знаменит?
— Знаменитее всех, — серьёзно кивнула эта егоза, сграбастала меня за ладошку и поволокла к Эдинброгу. — Арти! Подлечишь беднягу?
Он подлечил и сам тоже извинился. Мы разговорились.
Первые полчаса, признаюсь, я смотрел только на Аманду. Впрочем, Артур мне тоже понравился. Смешной такой, важный, как индюк, но вроде умненький. Мы с ним сразу же начали придумывать всякую фигню, а Аманда всё смеялась, смеялась… И зубы у неё были, как чищеный миндаль — ровные и белые.
В итоге мы стали дружить втроём. Они-то встречались, конечно. Я снисходительно смотрел на то, как они держатся за руки, пока мы болтаем, как иногда задерживаются за поворотом, чтобы вволю пообниматься. Думай обо мне что хочешь, Вилка, но вообще я нормальный парень, и потому, когда с Артуром спелся, Аманду себе запретил.
Ну красивая, да. И что? Мало здесь, что ли, красивых, в магическом мире? У них на третьем курсе учатся заклятьям, легко заменяющим пластику у хирурга.
Так прошёл год.
В столицу сообщили, что меня на Землю телепортировать не надо, тут останусь. Артур уже потихонечку отвергал предложения о работе на другие два королевства, которые ему регулярно сыпались: а то непорядок! У нашего правителя, видишь ли, есть такая золотая птичка, как папашка Эдин-брог, который скоро мир от Тварей спасёт, а у тех двух королей никого нет из великих волшебников! Нехорошо! Артур сначала зачитывал нам приглашения вслух, а потом рвал их и таким стильным щелчком поджигал.
«Посмеялись, и хватит, — говорил он, — Ненавижу политику. Ни за что в неё не сунусь». «Ну Арти, — щекотала его Аманда, — ну ты чего! С твоим потенциалом ты бы там всех подмял! Изобрази придворного мага, а сам потихоньку встань и над министрами, и над королём, а потом над всеми королями… Власть над миром — это так сексуально!» «Созидание — это сексуально. А наш мир — это три полудохлые страны, сплошное уныние», — фыркал Эдинброг. «В моём мире стран сто девяносто семь», — намекал я. «Три страны — это даже прелестно, симпатично так, атмосферно. Я всё равно люблю власть!» — вздыхала она, наматывая локоны на мизинчик. «А я люблю тебя», — отвечал он, и я шумно изображал, как меня тошнит от их сюсюканий.