Улыбнись мне, Артур Эдинброг
Шрифт:
Я поджала губы.
С одной стороны, я была просто в ярости — на кону стояла моя жизнь, чёрт возьми! С другой стороны, во всех словах и облике Бора сквозила искренняя тоска. Сейчас ему действительно было стыдно — такое вроде не подделаешь. Адреналиновая дуга опала. Эйфория сменилась раскаяньем.
М-да, так себе характер у человека. Опасный. Проблемный. Маятник.
Как говорится: учтём. Нет смысла читать ему нотации, взрослого человека не переделаешь, так что по некотором размышлении я просто процедила:
— Ну
— Как я могу искупить свою вину?
— Сгореть в аду на хрен. А пока — отдавай мне цэйры. Семь штук из десяти. Раз тебе для счастья хватает зажегшейся лампочки в голове, то кристаллы оставь нам, ущербным.
— Почему семь, а не пять? — удивился он.
— Три оставлю себе, три отдам Эдинброгу — как роялти за разработку вашей старой схемы и плату за то, что восстановил ангелов. Ещё один нужен сейчас в лазарете. Тебе тоже останется три — согласись, это щедро?
Борис сложил руки на груди и сощурился:
— Вилка, я рад, что ты высказываешь колоссальные познания в математике, но… Мне нужны пять кристаллов минимум. Пардон.
— А мне семь, — я пожала плечами. — Найди недостающие где-нибудь ещё, в чём проблема? Ах да, наверное, в том, что ты сам не в состоянии придумать подобный план, в отличие от Эдинброга.
Борис вдруг зарычал и, ухватив меня за плечи, резко приблизил своё лицо к моему:
— Ты не понимаешь. Ты уже встала на его сторону, и тебе даже в голову не приходит спросить, зачем мне кристаллы.
— Ну и зачем? — я вскинула подбородок.
— Чтобы восстановить своё доброе имя, Вилка, — в глазах Бора плескалась мрачная решимость. — Причём как раз таки в глазах этого твоего идиота, который — цитирую — «вытащит моё сердце голыми пальцами, едва закончится пора экзаменов». Он рассказал тебе про Аманду?
— Н. нет.
— Хм. Я думал, уже рассказал. Приготовился защищаться, понимаешь. Но ладно. Тогда история чуть растянется.
Бор отстранился. Я нахмурилась.
Аманда. Какое стервозное имя. Ужас. Мне не нравится.
Борис пощёлкал пальцами у меня перед носом, заставляя меня вынырнуть из мыслей обратно в реальность.
— Я отдам тебе пять кристаллов, — жёстко сказал землянин. И, не успела я протестующе взвыть, добавил: — И расскажу, зачем мне остальные. А лучше — покажу. Ты сейчас свободна?
— В принципе да.
Я мрачно смотрела, как Бор двумя ногами залез в ванну. Потом потянулся к верхней из деревянных полочек, закреплённых вдоль стены и уставленных разнообразными баночками (кажется, кто-то любит понежиться в пене). Он взял одну и отвинтил крышечку. Наружу плеснуло ярким белым светом. Я зажмурилась и отшатнулась от неожиданности, а Бор уже протягивал мне пять сияющих камешков.
Будто бриллианты — но полыхающие нестерпимо ярким светом…
— Твоя доля. Честная. А Артур пусть идёт в задницу, обвинитель чёртов, — резко сказал Бор. — Мне надо быстро доделать кое-что по работе. После этого предлагаю встретиться. Через полчаса на первом этаже. Пойдёт?
— Пойдёт.
Кристаллы-цэйры катались по моей руке, совершенно невесомые. Я заметила, что баночка без них больше не светилась.
Значит, свои пять Борис уже куда-то дел.
Я ещё раз забежала в лазарет и отдала Мэгги один кристалл. Надо было видеть квадратные глаза медсестры!
— Ты правда его добыла? — Она смотрела на меня с неким, как мне показалось, благоговением.
— Я такая, — подмигнула я.
— Ещё больше люблю землян… — Мэгги совсем растаяла. — Что ж, завтра Артур будет в порядке! Ура!
— Ура!
И вот мы с Борисом встретились у высоких створчатых ворот университета.
Дело близилось к вечеру. Шпили Форвана чернели, на пробу протыкая закат, и отбрасывали острые тени-ножи на всю долину.
Что меня сразу смутило, так это то, что Борис был в панамке. Такой, знаете, то ли грибниковой, то ли рыболовной, то ли вообще пчеловодческой: с сеткой на всё лицо. Она совершенно не подходила к его брутальному типажу.
Более того, землянин достал второй такой же убор и нахлобучил мне на голову.
— Идём!
— Куда?
— На болота!
— Э-э… Зачем?
— Ты мне что, не веришь? — возмутился он.
— Естественно, нет!
— Ну и не верь, — парадоксально оскорбился Борис и учапал в закат.
Вот так загадочная душа. Я выругалась и потопала за ним. Борис не знал, что в лазарете я на всякий случай прихватила с собой скальпель и ножницы — они были заткнуты у меня за ремень. Нападёт — отвечу ему тем же.
«Кровавая резня землян в университете» — представила я заголовки и фыркнула: вот куда только судьба не заведёт, а… Вкупе с фантазией.
Сначала мы шли сквозь обычный лес — всё темнеющий, всё разрастающийся мраком. Потом сквозь мёртвый — здесь шёпоты летали между старыми соснами, поскрипывали на ветру сухие ветви, а рыжая прошлогодняя хвоя мягко проседала под ногами.
План с панамками потерпел крах. Комары не кусали нас в лицо, а вот мои голые щиколотки быстро покрылись красными волдырями.
— Хочешь, подую? — предложил Бор, но я категорически отвергла эту идею.
Наконец началось болото. Для меня, столичной жительницы, проводящей по двенадцать часов в сутки за монитором, это было ещё одно чудо природы. Что-то булькало и хлюпало в тёмной влажной массе между кочками. Светлыми пробоинами мелькали бочаги. Алыми каплями горела местная клюква — плодоносящая, как объяснил Борис, круглый год.
И вот мы на месте: над гнилостным варевом болота качалось пять металлических чашек, подвешенных за верёвочки к ветвям деревьев. А в них мягко светились уложенные на дно кристаллы.