Умер-шмумер
Шрифт:
У нее было спокойное и довольное лицо, правда, глаз он не видел, она надела темные очки, но на губах играла легкая улыбка. Она всегда так улыбалась, когда бывала довольна. Господи, сколько же всего я о ней помню… Даже вкус ее губ… Интересно, он изменился за эти годы? Как я хочу поцеловать ее, по-настоящему поцеловать, прижать к себе… Нет, не буду об этом думать, нельзя. И не нужно, ни в коем случае… Как странно, мы целый день провели вместе и практически ничего не узнали друг о друге, о том, как жили эти годы… Она почти не задает вопросов, а на мои вопросы отвечает как-то вскользь…
А может, и лучше? Мы расстанемся, и у нас сохранятся
Нет, я не желаю никаких воспоминаний! Я хочу эту женщину, я не могу потерять ее во второй раз…
А что, может, и в самом деле жениться на ней, увезти в Бостон… Буду возвращаться не в пустой дом…
Буду каждый день слышать этот переливчатый голос и, просыпаясь, видеть это прелестное лицо, буду будить ее, и в ее глазах будет зажигаться та сумасшедшая радость, которая мелькнула лишь на мгновение… Она врет, что не любила меня, еще как любила, и теперь… если не любит, полюбит, никуда не денется! Обязательно полюбит! Почему бы ей не любить меня? Я еще нестарый, у меня есть деньги, я куплю новый дом, и пусть делает там своих кукол, устрою ей мастерскую… Да, кстати, Диксоны собирались продавать дом… Уверен, он ей понравится, такой красивый дом… Для меня одного он, конечно, велик, но для семьи… Чем черт не шутит, может, она мне еще ребенка родит, дочку, такую же хрупкую, с такими же волосами… А впрочем, нет, не надо детей!
Поздно уже…
— Влад, ты о чем задумался?
— Что? Ах, прости, я тут кое-что прикидывал… извини. Скажи мне, ты довольна?
— Сегодняшним днем? Очень. Мне страшно понравился Гент. Спасибо.
— Ты была в Амстердаме?
— Нет.
— А хочешь, поедем? Тебе наверняка понравится!
Это обязательно надо видеть! Давай поедем прямо сейчас?
— Сейчас? Ты с ума сошел!
— Да почему? Приедем, остановимся в какой-нибудь гостинице, а с утра пойдем шляться по Амстердаму! Ника, поедем! Ты знаешь, какие в Амстердаме цветы! Ты же любишь цветы, а какие там бутерброды с селедкой! Мечта, ты будешь в восторге, я уверен!
А еще я свожу тебя в Красный квартал, и вообще, куда ты только захочешь! Будем таскаться вдоль каналов, и… Ника, пожалуйста, поедем! Позвони Алле, предупреди ее, что вернешься послезавтра!
— Влад, я не могу, я даже не…
— Ты не взяла ничего с собой? Ерунда! Что там тебе нужно? Зубная щетка, трусики, ночная рубашка? Купим, что за проблема? Поедем! — он почти молил ее.
Она напряглась:
— Нет, Влад, я не хочу!
— Ерунда, как ты можешь не хотеть? Я не верю!
Ты же когда-то так мечтала увидеть мир? А тут я тебе предлагаю… — Он осекся. — Ты, верно, думаешь, что тебе придется спать со мной? Но если ты не хочешь, не надо! Ни в коем случае! Мы возьмем два номера и… Я же не насильник. Просто нам было хорошо сегодня, почему бы не продолжить…
— Ну если так…
— Да, конечно! Ника, поедем! — Он вытащил из кармана телефон. — На, позвони Алле!
Она на мгновение задумалась, а потом покачала головой:
— Нет, я не могу.
— Да почему? Почему не можешь?
— Я устала и хочу домой.
— Нам все равно ехать почти три часа, говорю же, мы остановимся в хорошем отеле, там и отдохнешь…
— Нет, Влад, не стоит…
Она боится, она боится меня, нет, себя! Хочет, еще как хочет, но боится! И все-таки я повезу ее в Амстердам! Благо эти автобаны совершенно безликие, она и не сообразит, что мы едем не в Германию.
Я
Похищение Европы… Нет, похищение в Европе! Решено.
— Ну не стоит так не стоит! Но завтра мы поедем на лошадке!
— Хорошо, поедем на лошадке! Обожаю ездить на лошадке! Жалко, я не вожу машину, а то могла бы сменить тебя…
— Чтобы я доверил женщине свою драгоценную жизнь? — засмеялся он. — Да никогда!
— А ты не устал?
— Нисколько! Сегодня такой хороший день…
А ты устала? Поспи!
— Знаешь, меня почему-то всегда клонит в сон в машине, просто ужас!
— Хочешь на заднее сиденье?
— Нет, ни в коем случае, я постараюсь не спать…
— Зачем же мучиться?
— Мне как-то неловко…
— Что за чепуха!
— Нет, пожалуйста, Влад, если я засну, толкни меня.
— Слушай, Ника, а ты спой мне что-нибудь, ты же когда-то хорошо пела, очень музыкально…
— Ну, Влад, я уж давно не пою… И вообще…
— Спой мне какую-нибудь самую модную вашу песню!
— Самых модных я не знаю… это какие-то молодежные хиты… Я их не воспринимаю…
— Ну спой что ты воспринимаешь… Кто у вас звезда номер один?
— Номер один? Наверное, Пугачева…
— Пугачева? Все еще Пугачева? — расхохотался он. — Невероятно… Ну спой хит Пугачевой.
— Да ну, неохота…
— Ну, Котофеич, не ломайся! Спой, светик, не стыдись…
— Знаешь, есть одна песенка, мне она ужасно нравится, ее поет какая-то группа, даже не знаю ее названия и вообще помню только припев: «Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино, мы, как птицы, садимся на разные ветки и засыпаем в метро»… Или вот еще одна песенка, несколько лет назад была страшно модной, — она лукаво на него посмотрела, — «Как упоительны в России вечера, и вальсы Шуберта, и хруст французской булки…»
Он рассмеялся:
— Хочешь этой чепухой пробудить во мне ностальгию?
— Да нет, зачем?
Они замолчали. Вскоре он заметил, что Ника опять задремала. И вдруг в памяти всплыло смешное, трогательное слово «козичка». Когда-то давным-давно он с друзьями поехал в августе отдыхать в Молдавию. Они жили в пансионате недалеко от Дубоссар, на самом берегу Днестра, ловили рыбу, ведрами ели дивные фрукты, ведрами же пили домашнее вино, увивались за девушками, словом, наслаждались жизнью. Он тогда окончил четвертый курс и чувствовал себя счастливым и свободным. За вином они ездили в деревню под смешным названием Малавата, где его восхищали увитые виноградом дворы, крашенные синькой дома и потрясающе вкусная деревенская еда — плечинты с творогом, жареные перцы, домашняя брынза и мелкая, сваренная с кожурой молодая картошка, которую надо было макать в блюдце с постным маслом и очень крупной солью…
Все эти яства выставлялись на стол во дворе, когда они приезжали за вином к деревенскому учителю и его жене, носившей поэтическое имя Виорика. А у Виорики была коза, удивительно нежное и грациозное создание, никогда раньше он не видал таких красивых коз — серо-бурая, с точеными рожками…
«Козйчка» ласково называла ее Виорика. Им всем страшно нравилось это слово. Козйчка. А однажды утром, когда они валялись на пляже, Марик толкнул его в бок и прошептал:
— Посмотри, Влад, какая козичка появилась!